До свидания там, наверху. Пьер Леметр

с этим делом. Если мы говорим правду, то вы попали в тот еще переплет: присвоение чужой личности; не знаю, как вам это удалось, но за решетку вы точно угодите, это тянет минимум лет на пятнадцать, гарантирую. С другой стороны, вы ведь возьметесь за старое и вытащите на свет это расследование о штурме высоты сто тринадцать… Короче, и для вас, и для меня это наихудшее решение. Остается другой вариант: от нас требуют мертвого солдата, мы им этого солдата даем, и кончено. Слушаю вас.

      Альбер все еще переваривал первые фразы Праделя.

      – Не знаю… – выдавил он.

      В таких случаях мадам Майяр взрывалась: «Извольте радоваться, вылитый Альбер! Когда нужно принимать решение, вести себя по-мужски, тебя поминай как звали! Не знаю… Посмотрим… Наверное, да… Я спрошу… Альбер, давай! Решайся наконец! Если ты полагаешь, что в жизни…» и так далее.

      Капитан Прадель был солидарен с мадам Майяр. Но принимал решения куда быстрее, чем она:

      – Я вам скажу, что вы сделаете. Поднимете задницу и сегодня вечером выдадите мадемуазель Перикур прелестный труп с табличкой «Эдуар Перикур», вы уразумели? Денек поработаете и ступайте себе с миром. Но решайте быстрее. А если вы предпочитаете тюрягу, то я к вашим услугам…

      Альбер порасспросил товарищей, ему указали несколько военных захоронений. Сведения подтвердились: самое большое захоронение находилось в Пьервале, в шести километрах отсюда. Там у него будет больше выбора. Альбер отправился туда пешком.

      На окраине леса были разбросаны десятки могил. Поначалу там пытались выдерживать линию, но потом война начала снабжать это кладбище таким количеством трупов, что по мере наплыва всё пустили на самотек. Могилы располагались как попало, на одних были кресты, на других нет или же они обрушились. Тут значилось конкретное имя, там просто ножом на деревяшке нацарапано «рядовой». И таких десятки. Были еще могилы, где вниз горлышком были воткнуты бутылки с засунутой внутрь бумажкой с именем солдата – на случай, если позднее кто-то поинтересуется, кто здесь лежит.

      На кладбище в Пьервале Альбер мог бы застрять на несколько часов, расхаживая между наспех вырытыми могилами, прежде чем выбрать одну из них, вечная его нерешительность, – но он понимал, что нужно торопиться. Там увидим, подумал он, уже поздно, а до центра демобилизации идти еще прилично, надо решать… Альбер повернул голову, увидел безымянный крест и подумал: вот эта.

      Он вырвал несколько щепок, торчавших из перекладины, подобрал с земли камень и приколотил к кресту половинку личного идентификационного знака с именем Эдуара Перикура, засек место, отступил на несколько шагов, чтобы оценить общий вид, как свадебный фотограф.

      Потом он отвернулся, терзаемый страхом и муками совести, потому что лгать, пусть и по уважительной причине, было не в его характере. Он подумал о девушке, об Эдуаре, а еще о неизвестном солдате, которому по воле случая выпало перевоплотиться в Эдуара и которого теперь уже никто никогда не отыщет; до сих пор не опознанный рядовой исчезнет