Шелковая жизнь. Алексей Хабаров

насквозь.

      Дед заканчивает дворницкую работу, обивает снег, налипший на лопату…

      Всё… Нас загоняют домой.

      Азка крутит головой, хлопает ушами. Отряхивает снежную пыль из – под шерсти и, пригнувшись, лезет через низкую дверь в свой домик.

      Большую деревянную будку Азки дед обил изнутри войлоком и картоном. Из старого драпового пальто и одеяла смастерил матрасик. Когда Азка забралась в будку обновлять жилье – через лаз было видно, как уютно она свернулась калачиком. Но эту морозную ночь ей предстоит терпеть до утра. Из всех собачьих сил. Охранять двор – её работа. Только утром, когда загорится свет в хозяйских окнах, ей дадут погреться.

      Двор пустеет. Стучу ботинками, отряхиваюсь перед нашим крыльцом. Под карнизом замёрзшие горлинки сидят вплотную – одна к другой – и подозрительно смотрят на меня.

      Снег всё падает, падает, падает…

      Дома меня накормили и уложили спать.

      Погасили свет в комнате – оставили только настольную лампу – грибок. Мама лежит… что-то читает… Отец крутит ручку довоенного лампового «Сименса». Уютно мерцает шкала с именами городов.

      Сквозь всхлипы настройки и треск глушилок – мелодия позывных и голос диктора: «Слушайте радиостанцию Дойче Велле…»

      Понимаю – будут читать «Архипелаг Гулаг»…

      …Когда родители заснули, я босиком, на цыпочках подбегаю к окну. Всё не могу наглядеться на снегопад. Не могу поверить…

      Кто же? Кто исполнил моё заветное желание?

      На другом конце двора, через снеженные ветви – золотое бабушкино окно.

      Но вот и оно гаснет. Всем пора спать.

      Сливовое дерево превратилась в огромное пушистое чудище. Беседка виноградника – в искрящийся снежный ковёр – самолёт. Пришло их время сиять в ночи.

      «Только бы не растаяло к утру», – подумал я, засыпая…

      Я открыл глаза от радости.

      И не сразу понял – откуда она?

      Было очень рано – но необыкновенно светло. И ещё не глянув в окно, я вспомнил, что произошло вчера.

      Первый снег – зима пришла!

      К утру я подмёрз. Обычно бок мой греет стенка, за которой – печка. За ночь уголь прогорел – стена остыла, и прижиматься к ней стало бесполезно. Родители похрапывали на разложенном диване. Мама – под ватным одеялом. Отец выставил ноги из – под своего тоненького – ему всегда жарко.

      «Встал первым – иди за углём, это морской закон!» – так говорит папа Марк. Встаю босиком, в трусах и майке. Надеваю отцовские шлёпанцы, накидываю его куртку, подхожу к входной двери. Аска уже за ней и робко скребёт когтями.

      – Хозяин, п – п – пусти, б – б – больше н – н – не могу!

      Дворовая собака может войти в дом только с разрешения хозяина – это Азка усвоила с щенячьего возраста. О том, что никакой я не хозяин, она, конечно, знает. Но тут мы оба делаем вид, что всё по правилам. Осторожно, стараясь не шуметь, приоткрываю дверь.

      – Ну, заходи!

      Собака, радостно постукивая хвостом и царапая когтями пол, вползает в прихожую.

      – Я только чуть – чуть погреюсь и уйду, – еле слышно поскуливает она.

      – Давай.