Исповедь молодой девушки. Жорж Санд

нужен не воспитатель, а гувернантка. Ваша бабушка поняла это и позволила мне удалиться. Я с сожалением прерываю уроки, которые мне так приятно было вам давать и во время которых вы делали такие успехи, но, с другой стороны, мой дядюшка очень скучал. Он нуждается во мне – я должен помочь ему перевести весьма объемный классический труд. Я буду иметь честь являться к вам иногда по воскресеньям, чтобы засвидетельствовать свое почтение мадам де Валанжи, и если вы иногда, прогуливаясь, будете заходить в Помме, мой дядюшка с радостью вас примет.

      Вот каково было простое и сдержанное прощание Фрюманса. Я была так удивлена и взволнована его неожиданным решением, что не смогла ничего ему ответить. По моему молчанию он догадался о том, что я очень огорчена, и протянул мне большую руку, в которую я вложила свою, сдерживая слезы. Надеюсь, Фрюманс заметил это и не стал сомневаться в моей привязанности. Что же до Мариуса, он, увидев, что его обвинения развеяны уходом Фрюманса в прах, был сконфужен и огорошен еще больше, чем я. Мой кузен едва нашел в себе силы ответить на холодно-вежливый поклон нашего наставника, – он, так хорошо умевший кланяться.

      – Вот видишь, – сказала я, когда мы с Мариусом снова остались одни, – ты поверил в ужасную ложь, в то время как коварных заговоров, которые ты подозревал, не существует вовсе. Признай же, что ты был неправ, и не отпускай своего бедного друга, которого ты так огорчил, не помирившись с ним.

      Мариус пообещал мне исполнить это и, вероятно, ночью как следует обдумал мои слова, потому что на следующее утро оседлал коня и нанес Фрюмансу визит. Уж не знаю, хватило ли у моего кузена мужества открыто попросить прощения, но его поступок свидетельствовал о раскаянии и уважении, и Костели это оценили. Вечером, прощаясь с бабушкой и со мной, Мариус расплакался. Он впервые проявил чувствительность, и меня это по-настоящему взволновало. Я не задумывалась над тем, был ли он огорчен потому, что лишался удобств нашего дома и родственной нежности. Мой кузен плакал, и это было так необычно, что бабушка тоже растрогалась. Перед тем как сесть в карету, которая должна была отвезти Мариуса в Тулон со всеми его пожитками, он, сделав над собой невероятное усилие, подошел к Женни и извинился за свое нелепое поведение. Она притворилась, будто не понимает, о чем идет речь, и, протянув Мариусу руку, уверила его, что не помнит никакого злого умысла с его стороны, и посоветовала ему присылать нам свое белье, чтобы мы могли содержать его в порядке.

      Кучер уже сидел на козлах с кнутом в руке, когда Мариус пошел сказать последнее прости, которое волновало его больше, чем все остальное, – он отправился попрощаться со своей лошадью. Это была уже не маленькая лошадка мельника, а красивый корсиканский конь, которого моя бабушка купила Мариусу в прошлом году. Я видела, что, выходя из конюшни, мой кузен рыдал сильнее, чем после наших объятий, но мне не очень хотелось развивать эту мысль. Я жалела Мариуса, ибо он терял сразу все: свои привязанности и удовольствия. Я заверила его, что не допущу, чтобы его лошадь продали, и когда он приедет к нам