Исповедь молодой девушки. Жорж Санд

возразила Женни, – это абсолютно бесполезно. Мариус и так станет добрым и рассудительным. Вы отлично знаете, что он мягок, честен, что, совершив нелепый поступок, он испытывает стыд. Не нужно пока что принимать его всерьез. Мсье Мариус еще не повзрослел. Это школьник, который рассуждает о светской жизни, зная о ней не больше, чем мы с вами. Ваш кузен горд, и это очень хорошо; он отказался взять ваши деньги, и это прекрасно. Однако бедный мальчик так боится лишений! Ну что ж, погодите. Посмотрите, как он будет себя вести. Если мсье Мариус проявит мужество и терпение, я встречусь с мсье де Малавалем, передам ему ваши деньги, и, не догадываясь о причине, ваш кузен станет лучше питаться и условия его жизни изменятся. Я попрошу, чтобы к нему относились внимательнее, он же подумает, будто заслужил это хорошим поведением, – и это подтолкнет его продолжать в том же духе.

      Женни оказывала на меня приятное воздействие. Ее слова всегда меня успокаивали. Я крепко заснула, да и она не проявляла ни малейшего беспокойства. Изведав все мыслимые для женщины несчастья, Женни сохранила оптимизм благодаря своему несравненному благородству. Особенно она верила в детей, говоря, что для того, чтобы они стали добрыми, нужно сделать их счастливыми. Она никогда не испытывала ни предубеждения против Мариуса, ни досады на него. Женни добродушно подсмеивалась над ним, не замечая злобных чувств, которые он к ней испытывал. В тот день, когда она, будучи честной и разумной женщиной, показалась ему вдруг «очень хорошенькой», Женни не рассердилась, а рассмеялась Мариусу в лицо. Она никому не рассказала о его нелепом и мимолетном сумасбродстве. Будучи умной и доброй, Женни даже предположить не могла, на какую несправедливость способен слабый, безвольный Мариус.

      Признаюсь, мне не хватило решительности открыть ей на это глаза. Я слишком уважала Женни, для того чтобы пересказывать ей отвратительные выдумки мадам Капфорт. Итак, Женни тогда так и не узнала, как мелочен мой бедный кузен.

      Что же касается Фрюманса, я не понимала причин, побудивших его столь стремительно отказаться от места учителя. Я, безусловно, еще очень нуждалась в его уроках; больше никто не был для меня так же полезен. Лишь со временем я узнала о том, что произошло в тот день, когда Мариус закатил Фрюмансу эту странную, неуместную сцену.

      В этот день воспитатель осознал, что более не может быть полезен Мариусу и что глупая ревность этого ребенка может его самого поставить в смешное положение в нашем доме. Фрюманс почувствовал, что один из них двоих должен отступить, и не мог допустить, чтобы это был Мариус. Он искал моего кузена, чтобы сообщить ему о том, что собирается удалиться, но, не найдя его, поговорил с бабушкой. Племянник кюре сослался на занятость и, не выказав ни сожаления, ни слабости, тихонько ушел. У бедного Фрюманса при этом болело сердце, но он обладал мужеством и невероятным упорством.

      XXI

      Мне следует вспомнить об одном событии, которое впервые заставило меня задуматься о странном месте, которое, несмотря