Исповедь молодой девушки. Жорж Санд

Женни Гийом – она поселилась у нас под этим именем – приступила к своим обязанностям, отказавшись отдохнуть после путешествия, да она и не выглядела усталой. Не знаю, рассказал ли ей Фрюманс в письме о наших привычках и характерах, но мадам Гийом, безусловно, руководила нашим ужином так, словно ничем другим в своей жизни не занималась. Кажется, бабушка попыталась уговорить ее сесть с нами за стол, но экономка не согласилась на это почетное предложение и с самого начала заняла положение скромной крестьянки, в силу своих обязанностей отдающей приказания слугам, но в нерабочее время не отличавшей себя от них.

      О, моя замечательная, благородная Женни, какую подругу, какую настоящую мать нашла я в вас! Именно вам я обязана всем, что есть благородного в моей душе и мужественного в моем характере.

      Она не была импульсивной и навязчиво-ласковой, как Дениза. Небольшая фигурка Женни не сгибалась в поклоне по любому поводу, глаза были не готовы исторгать чуть что потоки слез, но одно ее слово было для меня более ценно, нежели страстное обожание моей кормилицы. Какая огромная разница была между ними! Насколько Женни превосходила во всем мою бедную безумицу! Экономка обладала умом, который я была еще не в состоянии оценить, но который, однако, не вызывал у меня никаких сомнений. Поскольку Женни никогда не говорила о своем прошлом и не позволяла себя расспрашивать, трудно было догадаться, где она выучилась всему, что знала. Она читала и писала лучше меня и, безусловно, лучше, чем Мариус и бабушка. Женни говорила, что всю жизнь работала не покладая рук и прочитала огромное количество книг, как хороших, так и посредственных, которые хвалила или критиковала с удивительной проницательностью. Действительно ли благодаря чтению или же с помощью тонкой интуиции ей удавалось судить обо всем столь здраво, узнавать тайны человеческого сердца, безошибочно улавливать оттенки чувств? Женни обладала также особой наблюдательностью и удивительной памятью. Заменяя бабушку во время наших уроков, она шила у окна или чинила белье домочадцев, очень быстро, не отрывая глаз от работы, и при этом не пропускала ни слова из того, что нам объясняли. Если я чувствовала, что не смогу на следующий день правильно ответить урок, вечером я расспрашивала Женни у себя в спальне, и она исправляла мои ошибки или давала пояснения, всегда простым и ясным языком, который составлял как бы сущность, по-деревенски основательную, всего того, что Фрюманс вынужден был растолковывать Мариусу долго и подробно.

      Откуда черпала она способности, столь обширные и разнообразные, переходя от секретов приготовления пищи и ухода за домашней птицей – ибо экономка следила и за этим – до ухищрений разума и логики? Еще немного, и Женни научилась бы математике и латыни. Не было ничего недоступного для этого светлого и гибкого ума. Гораздо более способная, чем я, Женни во время беседы заставляла меня запоминать исторические даты и термины, которые я постоянно забывала. А поскольку это пассивное запоминание ее не удовлетворяло, она полночи читала в постели. Ей вполне хватало четырех-пяти