Кого не жалко. Владислава Николаева

а то вообще настроение ни к чёрту…

      – Вот зачем ты изображаешь из себя воспитанного самца? – чувствую себя так, словно установила на старт пластинку. Монолог отрепетированный, но с вариативными развязками. С ним я не сдерживаюсь в словах, как не сдерживалась прежде в ударах. – Мы с тобой всё сто раз обсудили и обдумали. Из-за того, что нас генетически подогнали друг под друга, вовсе не следует, что мы должны осчастливить мир очередной банальностью… Думаешь, если будешь строить из себя кавалера всякий раз, когда мне своротят на сторону рыло, то я оттаю и увижу в тебе потаённые глубины и решу, что пора! Пора привести в мир живорождённый млекопитающий шестерной гибрид?! Честное слово, если отбросить генетический налёт, то останется одна невыносимая банальщина… Тебе не стыдно за мещанский образ мыслей? Тебе близко не давали мещанского образования… ты скорее что-то вроде ребёнка-дикаря, Маугли, если тебе это о чём-то говорит…

      Он пожал плечами. Я уже не рассчитывала, что он следит за моей мыслью. Губы под ровными усами вдруг складываются в усмешку. Глаза не присоединяются. Его тяжёлая убойная рука лежит на моей ноющей от всех обстоятельств пояснице.

      Я такая слабая, что тошно. Что мне с ним делать? Когда его самодовольство настолько отвратительно моему язвительному и саркастическому образу мыслей, я просто валю от него подальше. Без петлей и игр, далеко-далеко, со всех ног. Он бежит на износ, чтобы не потерять, за пределами своего потенциала, потому что меня строили под большую скорость. Но он всякий раз упёрто догоняет. Или у меня всегда меньше терпения. Хотя, в тот, в первый раз, разве не бежала я на пределе, уверенная, что он мог запечатлеть в своём уме одну лишь ненависть и жажду мщения? И с другой стороны – разве он продирал путь на свободу?

      – Уплыву от тебя, – угрожаю я, пару раз вяло шлёпаю по низкой воде ладонью.

      Последнее, на что я способна. Сознание отключается.

      Просыпаюсь у него на груди, сложенная эмбрионом. От чистого сердца ненавижу всё, связанное с эмбрионами, инкубаторами и акушерами. Мои первые палачи.

      Всю ночь просидели в ванной. Во мне заложена способность определять время суток. По остальным ощущениям – странно, что руки-ноги на положенных местах, а не наоборот. Всё тянет, везде ноет, но двигаться можно. Сбрыкиваю себя с него, преспокойно спящего, не пытаюсь быть деликатной. Включаю воду, подбираю идеальную температуру, подкручивая изогнутые сияющие тускло-жёлтого металла вентильки. Продолжаю с места, на котором меня прервали – мою голову, вычёсывая пальцами чужие пряди. Свою службу они сослужили, теперь на какое-то время от них не будет толку. Подставляю голову под струю, пропускаю через них, запрокидываю в глубоком поклоне, полощу – на расставленных пальцах остаются пугающие густотой клоки длинных женских волос. Даже вчерашняя бяка все не растворила. Некоторые покусала, некоторые действительно сожрала, но от наведения порядка на голове меня не избавила. Я не жалуюсь, но рассчитывала, что возведённый не так давно стог из чужих волос послужит