Кого не жалко. Владислава Николаева

через правое плечо. Он стоял у чаши на коленях. Стерва была голая, но ловко заслонялась стройными ногами.

      – Как ты? – не удержался от глупого вопроса Тибр. Пришёл его черёд чувствовать себя «странно». У него был не готовый взрослый воин, а взрослая девочка. И он в компании с двумя зрелыми мужчинами… хотя нет, с тремя зрелыми мужчинами пялился на неё голую в ванне.

      Стерва особенно сильно вздрогнула, глянув на него, и простучала зубами:

      – Зно-б-ит…

      – Я принесу полотенце, – Тибр выдвинулся из проёма на ватных ногах.

      – Одеж-ду, – простучала Стерва вдогонку.

      Тибр мысленно поблагодарил Илана за то, что тот разложил заранее купленную одежду стопками. Подхватил, не глядя, две и пошёл, не соображая, в ванну. Его ждали в тех же позах и за теми же занятиями. Не переступая порог, Тибр положил вещи на полочку. Взгляд Стервы сфокусировался.

      Ферзь плавно выпрямился и потеснил остальных мужчин наружу. Повернулся к ним лицом, закрывая дверь.

      Тибр был рад, что он так поступил. Правильно сохранять дистанцию с женщинами, с которыми не спишь. Ферзь дал подруге не много времени. Через минуту развернулся и прошёл внутрь. Трур не удержался от того, чтобы сунуть следом любопытный нос.

      Стерва сидела в той же позе, но теперь в чём-то похожем на раздельный чёрный купальник. Её можно было считать одетой.

      Он смотрит на меня через гладкий жемчужный бортик. Вокруг так красиво, что не по себе. Ему, чурбану, по барабану. Он смотрит на меня, будто не видел. Имитирую трансовое успокаивающее действие под дрожь. Правда, знобит. Как бы не перегреться.

      Кожу неприятно пощипывает, будто грызут крошечные ввинчивающиеся пасти. Что за пакость в меня плеснули?

      – Почему он ни слова не говорит? – спрашивает один из чистых, его генетический донор.

      – Его не учили говорить, – выровненным голосом сообщаю я, – для его задачи это было не нужно.

      Как повытягивались их лица…

      – Принеси молочка, – бросаю ему.

      Он тут же поднимается, прочищает напором незамедляющегося шага дверной проём. Чистые тут же любопытно просовываются обратно, смотрят на меня блестящими выразительными глазами.

      Когда рядом чужие, он не устраивает мне спектаклей. По обычной стратегии – играет в безропотную куклу. Я только ради этого удовольствия готова сидеть в гостях подольше, а тут ещё и чистые. И двое из них – мои. Сверхмужественный – мой мужской идеал, и другой, красивый, как девушка. Светлый и гибкий. Мою внешность частично построили по нему.

      Он приносит мне пакет, лёгким движением пальцев отщипывает уголок. Жестом предлагает попоить. Я с охотой подставляю голову. Его движения отточены ударами по пальцам, он держит пакет так ровно, что не подавился бы младенец. Я глотаю холодное молоко. Щурусь от удовольствия.

      Трое чистых смотрят, будто происходит что-то занимательное.

      – Мы подготовили для вас комнаты… – медленно говорит сверхмужественный, когда я отнимаю губы от пакета.

      – Потом, – коротко