День за два. Записки «карандаша» чеченской войны. Артем Леонович Чепкасов

за дверной косяк, и я засмеялся.

      – Че ржёшь? – выдал вдруг один из дембелей. – Дрых, пока твои пацаны с чертями бились.

      – Ага, или делал вид, что спит, – поддержал товарища ещё один, и стерпеть такое обвинение было невозможным.

      Я рванул к обидчику, схватил его за ворот бушлата, но резкая боль в пояснице вмиг остудила мой пыл.

      – Вы вконец оборзели, дембеля! – и бездушная резиновая палка второй раз за короткое время прогулялась по моей спине.

      Мент, тот, что чернявый больно, едва не хруста в кости, заломил мне руку за спину и потащил в клетку.

      – Вы думаете, чего вы творите, идиоты? Вы на дембель так не скоро уедете. Вы от жизни чего хотите?!

      Да – да, чёрт побери, так уже было. Без малого два года назад.

      ***

      «Призвали в мае.

      Ну, как призвали? Сам напросился. После невыносимо длиннющей январской ночи в отделении милиции и задушевной беседы с двумя неизвестными в штатском, на ментов абсолютно не похожих. Однако чувствовалось, они самые и есть. И выглядели они посерьезнее, чем те, в форме, от коих отбивался вчера вечером, и за то с нескрываемым остервенением лупивших палками по моей спине да пару раз достали тяжёлыми ботинками аж под самые рёбра. Всерьёз полагал, не выживу. Однако.

      Один в рубашечке, в выглаженных брючках да начищенных до блеска ботиночках, интеллигентного вида, участливо спросил, чего я от жизни хочу. Ответить не получилось, но голова, чугунная толи от дикого похмелья, толи от бессонной ночи в камере, толи от того, что накануне по ней прилетело чьим-то пудовым кулачищем, а толи от всего вместе, бешено пульсирующими висками твердила одно. «Отвалите от меня все и в первую очередь мусора. Спать хочу».

      Вслух я эти слова, вроде, не произносил, а потому напугался, когда надо мной зависла огромная железная пепельница. Второй мент, внушительных размеров, в свитере крупной вязки, чёрных джинсах да с дымящейся папиросой во рту, грозно рычал, мол, нечего со мной базарить, и без того видно, гопник я оборзевший. По башке тупой надавать да в камеру обратно, и всего делов. Горилла, а не человек, и тем паче не страж порядка, но благодаря ему, я вполне определённо мог сказать, чего от жизни не хочу. В камеру и по башке.

      Однако его коллега тихо и вежливо убедил, что дать они мне всегда успеют, а для начала разобраться надобно, кто перед ними. Этот мент, внушая доверие, как-то незаметно проскальзывая мне в душу, утверждал, что никакой я не гопник, а вполне себе нормальный парень. Просто запутался. И, не моргая, глядя в мои воспаленные глаза, спросил подтверждения, обращаясь при этом со всем уважением, как к человеку, по имени и отчеству: «Запутался ты, Кирилл Петрович, да»?

      Я согласно кивнул, чем мент остался доволен, радушно улыбнулся, и краем глаза я увидел, как его злой напарник вернул пепельницу на широкий подоконник. Затем последовало предложение, распутать меня, в смысле, чтобы я им всё – всё рассказал. Я, в общем-то, не возражал, но кое – что в предложении оставалось для меня непонятным. А всё – это что?

      Морщась от каждого слова, звучавшего в тесном прокуренном кабинете, я так