День за два. Записки «карандаша» чеченской войны. Артем Леонович Чепкасов

я напялил быстро, а шапку на голову, да ещё задом наперёд мне водрузил чернявый мент.

      – Вещи мои где? – завертел я головой в поисках своего вещмешка. – Дайте, шмотки заберу, товарищи милиционеры…

      – Какое имущество может быть у солдата? – усмехнулся сержант. – Трусы, ремень да сапоги.

      – И вши, – поддержал старший прапорщик шутку, которая мне совсем не понравилась.

      – Портупею, кстати, дай сюда, а то удавишься ещё, – чернявый мент бесцеремонно забрал у меня покупку и сразу надел её поверх своего бушлата, но меня беспокоил лишь вещмешок.

      – Да, подождите вы, там подарки родным…

      – Думал бы о родных, не оказался бы здесь, – кто из ментов толкнул меня в спину, я не заметил и очутился на ярко освещённой лестничной площадке, под осуждающими взглядами пожилой пары да не выспавшегося мужика.

      – Нормальные солдаты в Чечне воюют, а эти…

      – Тьфу, бесстыдники…

      Слова о том, что я, вообще-то, тоже буквально вчера с войны, приготовились сорваться с губ, но в туже невозможно долгую секунду мне вдруг стало невообразимо стыдно, что я промолчал и потупил взор. Я солдат, Родину защищал, живым с войны вернулся. Герой, одним словом. И нате вам, менты меня ведут. А за что? Неужели за то, что проститутку трахал. Бред. И где она, подруга моя? А её спутницы? Где все?

      С четвёртого этажа спустились быстро, и я оказался на холодной улице, где у подъезда насторожились два милицейских автомобиля. Нет, ну точно, так уже было. Давно и вроде как совсем ещё недавно.

      В декабре на Юге, конечно, не такие минусовые температуры, как на моей малой Родине, но даже при одном – единственном градусе ниже Цельсия, пробирает до костей. Остатки похмелья выветрились махом, и я вспомнил, как в первую зиму на Ставрополье, смеялся над тем, что на зарядку при минус пяти нужно выходить в бушлате и шапке. Арутюнян тогда разрешил мне идти в майке и трусах. Ну, раз я весь такой из себя сибиряк. Доказывая, что не пустобрех, я вышел, и уже через пять минут стоял в строю по полной зимней форме одежды, и никогда больше не шутил с южной зимой – обманщицей. Совсем без снега, со смешными температурами воздуха, но такими ветрами, что не всякий житель тундры выживет здесь, в предгорьях Северного Кавказа. И простывали у нас солдатики не меньше, чем где-нибудь в Якутии.

      – Залезай, – услышал я абсолютно безразличную команду и оказался в тёмном салоне одной из патрульных машин.

      Рядом со мной сидел Татарин.

      – Кот, шайтан, платить за шлюх не захотел сутенёрам ихним, ну и понеслась, – не дожидаясь моего вопроса, сердито объяснил Гафур и успокоил. – Всё твоё у меня, под столиком, рядом с моим мешком стоит вон, не боись.

      – Мы же сразу заплатили, – нисколько не удивившись словам друга, напомнил я.

      – Так продлить захотели, нам и сказали, платите ещё, а у Кота раз и шерсть на загривке дыбом. Бухой же…

      – Могли бы и сами скинуться да заплатить, – хмыкнул я, поёживаясь от холода.

      – Предлагали, да у придурка этого принцип оказался. Он с войны и ему за так должны давать. Один сутенёр ему обидное что-то ответил, Кот в драку на него,