Последняя жена. Е. Дж. Скотт

рад меня видеть. Он прижимается мордой к моей руке и смотрит в сторону прихожей, где висит его поводок; но все, что я могу сейчас для него сделать, – это погладить по огромной голове.

      Он поворачивается ко мне своей широкой черно-белой спиной, и вся семидесятикилограммовая туша падает к моим ногам, довольствуясь своим незамысловатым блаженством. Я люблю его, но, поскольку он всегда был скорее собакой Пола, его присутствие разжигает во мне мысли о моем вороватом и лживом муже. Я тяну Пончика за ошейник к входной двери и выгоняю его на улицу. Мне необходимо побыть одной, пока я навожу справки. Пес жалобно скулит, но в следующее мгновение его внимание привлекает белка, и он бежит к дальнему концу ограды.

      Наш дом прост и незамысловат. Это двухэтажный коттедж, расположенный вдали от главной дороги, на небольшом участке, огороженном белым забором. Площадь дома составляет сто сорок квадратных метров, в нем есть две спальни (одну из них Пол превратил в домашний офис) и две ванные комнаты. После более дорогого, но менее просторного жилья (пятьдесят пять квадратов) на Манхэттене мы почувствовали себя как во дворце.

      Постоянное жаркое проникновение друг в друга и в личное пространство в целом – из-за отсутствия дверей – сошло на нет через несколько лет после переезда. А потом появился Пончик, который уже в полгода весил килограммов сорок, так что нам в нашей постели буквально не осталось места.

      Пончик, возможно, послужил связующим звеном, когда мы не могли решиться завести детей. Наша импульсивная сиюминутная совместная любовь с первого взгляда к обманчиво маленькому щенку – тогда он был размером с пол-литровую банку, – вспыхнувшая во время нашей хмельной послеобеденной прогулки вблизи соседнего зоомагазина, оказалась подлинной. Пол назвал его Пончиком. Когда пес вырос, он весил уже больше нас, а на собачий корм уходила сумма, равная четверти нашей ренты, так что он стал последним пушистым оправданием нашему отъезду из города.

      Мы загрузили все свои вещи в один маленький фургончик и направились в родной город Пола – Стони-Брук, что на Лонг-Айленде. Там один приятель нашел для нас выгодное предложение, и мы купили наш первый дом. Пять минут прогулочным шагом до океана и задний двор, который был в два раза больше нашей квартиры, быстро ослабили шок от осознания того, что теперь мы будем смотреть на город, а не жить в нем. Все было отлично.

      Я окидываю взглядом кухню, переходящую в гостиную, и замечаю свое отражение в висящем над камином большом позолоченном зеркале, купленном на распродаже много лет назад. Вид у меня изможденный после всех событий тяжелого дня, а глаза опухли и покраснели, как будто я прорыдала всю ночь. Мои каштановые волосы потускнели, лицо побледнело. Мне многие говорили (не только муж), что я красива, но сегодня я бы им не поверила. А ведь за сегодняшний день я еще не проронила ни слезинки! Я вообще крайне редко плачу.

      Я решаю, что полдень – вполне подходящее время, чтобы налить себе большой бокал чего-нибудь покрепче. Эффект от лекарств начинает ослабевать, уступая