Плохой хороший конец. Alex Linge

не нужно, – заявил я, надеясь соврать и ей, и себе, как будто эта ложь что-нибудь изменит.

      – Уверен? – Алиса посмотрела на меня со злорадной усмешкой. У неё безоговорочное преимущество. Наверное, это действительно игра – иначе почему все ответы известны ей до того, как я их произнесу?

      Я медленно (совсем не уверенно) кивнул, но Алиса не стала спорить. Даже сделала вид, что поверила.

      – Это неправильно, но дело твоё.

      – Видимо, вы где-то ошиблись, сделав меня таким нелюбопытным, – я по инерции взглянул на часы, с удивлением отмечая, что просидел в парке почти полчаса. – Скажешь что-то ещё, или я могу возвращаться на работу?

      – Ступай, – пожала она плечами и, встав, зашагала в сторону выхода, периодически останавливаясь у деревьев и что-то рассматривая.

      «Мне неинтересно», – упрямо повторил я про себя, поднимаясь и отряхиваясь. Возникло непреодолимое желание стряхнуть с себя эту встречу. Хотя бы так.

      На работе, отвлекая меня от любимого цвета, утерянного детства и прошлого, Марина напомнила, что утром, когда я вошёл, она пригласила меня в гости на мои любимые котлеты – какие-то чудные из курицы и майонеза, – и я, не вслушиваясь, согласился.

      «Придётся изменить утреннее "да, конечно" на "прости, давай в другой раз"».

      Как ни странно, обошлось без ссор. Услышав отказ, она, положив руки перед собой, сделала глубокий вдох – как советуют в успокоительных тренингах, – посмотрела с минимальным, но всё-таки заметным упрёком и до конца дня со мной не разговаривала. Но меня это не волновало, даже если бы она в ярости вздумала разнести мебель в щепки. Наша с ней драма проигрывала на фоне моей личной.

      Дома, включив для фона сериал, я стал рыться в памяти. Детство. Конечно, оно у меня было. У меня была мать, но…Я не мог представить её, не знал, что она любила, что ненавидела, каким был её голос. Она просто была. И всё. Как деревянный брусок, внутри которого скрыта шахматная фигура. Однажды она превратится в полноценного участника партии, а пока это лишь деревяшка. Мои размышления были прерваны сериальной героиней, которая достаточно громко, чтобы достучаться до моего сознания, стала жаловаться на несправедливость судьбы или чего-то вроде того, и я вспомнил пасмурный осенний вечер. Я, Кристиан и мама – не та женщина в свитере – сидим за столом на кухне с уродливыми обоями. Мама приободряет нас, но что именно она говорит, почти не разобрать. Я уловил лишь пару фраз:

      – Вы же сильные мальчики, вы справитесь. И я справлюсь, если вы мне поможете.

      Кристиан энергично кивает и смотрит серьёзно, словно нам не пять, а намного больше, и мы действительно понимаем, что происходит.

      Я тряхнул волосами. Нет. Это не моё прошлое. В моём не было братьев, не было цветастых обоев, от которых рябило в глазах. В моём прошлом мама пила и всего через несколько месяцев после ухода отца я, придя из школы, нашёл в доме врачей, смотревших с рабочей скорбью и говорящих про какие-то таблетки. Но я не помнил похорон, не помнил, чтобы страдал, чтобы мной занималась служба опеки. Может, разум стёр