«Дожить до смысла жить». Петр Альшевский

Мешок, молодой человек, не у вас. Как благородной юнкер, вы бы не смогли с мешком, набитым едой, нужды проголодавшейся женщины игнорировать.

      Чиркулева. Я недавно поела.

      Тарушанский. Пожарскую котлету с горой гречневой каши соизволили смять?!

      Чиркулева. Чего кричать и в барабан стучать, будто у всех животы подвело, а я объедаюсь… хлеба я пожевала. Водой из колонки запила. Проходивший мужик мне сказал: пей, бабонька, запасы воды самые большие у нас в мире…

      Алтуфин. На митинге, не иначе, услышал.

      Тарушанский. Да что вода – у нас всего… богатую страну рабочие и крестьяне получили, распорядятся богатством не приведи как… покажи, что у тебя в мешке.

      Судрогин. Не еда. Десяток кроличьих шубок.

      Тарушанский. А крольчатину куда дел?

      Судрогин. Не я же шкурки сдирал. Подобрал я их, разбросаны они были… в квартире скорняка Бориса Савельевича мною добыты.

      Алтуфин. Обворовал?

      Судрогин. От конфискации спас. Бориса Савельевича уже увели… ценный мех унесли, а недорогие вещицы во вторую очередь, когда руки освободят. Комиссары быстро учатся толк понимать – в мехах, в вине… шкурки Борису Савельевичу я верну. Когда на свободу он выйдет.

      Алтуфин. Коротка дорога в ЧК, неизвестна дорога оттуда…

      Тарушанский. Скорняк не в ЧК. Скорняк в его голове. И в наших головах теперь тоже. Кого-то обокрал и про приятеля-скорняка нам рассказывает… я же не то сказать собирался. Сбился на шкурки, которых нет… у него в мешке, я вам клянусь, нечто съедобное. Нам не доверяешь – с женщиной отойди и перед ней развяжи. Ей ты доверяешь? Доверяешь ли на еду посмотреть, веришь ли, что не сорвется она на нападение и удушение… я самообладание не потеряю. Сын назвал меня старым козлом, но я и тогда не взбесился, за уши несильно его оттаскал…

      Судрогин. Сын у вас был ребенком.

      Алтуфин. Не офицера же он за уши.

      Судрогин. Мы все были детьми, на родителей грубо срывающимися.

      Чиркулева. На матерей мы кричали…

      Судрогин. И на отцов.

      Чиркулева. Мой отец, упокой бог его душу, за такую ругань шею бы мне свернул. Вместо девяти детей стало бы восемь. Потише бы стало в избе, посытнее. Вы, барин, к голоду непривычны, а я в детстве никогда от пуза не ела. Изводил он меня, голод проклятый… потом полегчало.

      Алтуфин. Получше деревня зажила?

      Чиркулева. Так же… но есть хотелось не так.

      Тарушанский. Желудок у тебя, думаю, сузился. Вошел в непростое положение великой аграрной страны. Где мне встать, чтобы стуча в барабан, зарабатывать?

      Судрогин. У местного органа большевистской власти.

      Тарушанский. Шутить изволите?

      Судрогин. Вам следует рассчитывать на милосердие.

      Тарушанский. Большевистское?

      Алтуфин. Их бессердечные деятели его схватят и в ЧК отведут.

      Судрогин. Приличный пожилой человек в полном отчаянии стучит в барабан… непременно шляпу перед собой положите. Без шляпы