Вразумление Господне. Историческая и современная проза. Лариса Розена

Но ты выпил уже целую бочку. Куда тебе столько? На всю жизнь хочешь запастись? Так, да? Посмотри на себя – ты раздулся. У тебя внутри лягушки скоро квакать будут. Поверь мне, любя тебя, не даю воды, – лукаво улыбался он, злобно блестя птичьими глазками.

      – Терпи до дождя. Тогда и напьешься, а то нам ничего не оставишь, – прокудахтал другой отщепенец, – ха-ха-ха! Пить ему захотелось! – смеясь, он достал флягу с водой и стал расплескивать ее перед праведником, делая вид, что умывается.

      Изменившись в лице и держа в руках флягу, Катулл приблизился к святителю и предложил, прерывающимся от волнения голосом:

      – Владыко, пейте!

      – Спасибо за заботу, сын мой, – Иоанн просветлел, – но что ты так бледен? – участливо спросил он юношу.

      – О, трудно видеть все это. Я часто спрашиваю себя: «Не сон ли мне снится?» – он запнулся. Потом вновь продолжил изливать свое сердце. – Тяжело и больно смотреть на то, как издеваются над Вами… – и дальше добавил уже шепотом, – я горю желанием по-настоящему проучить всех, кто истязает Вас…

      Действительно, вид у иерарха изменился: стал изнуренным, похудевшим, уставшим. Выгоревшая одежда обвисла, лицо, обтянутое кожей, почернело. Глаза ввалились в глазницы. Но, как всегда, они были добрыми, ласковыми, в них светились чистота и спокойствие.

      Дружелюбно положив руку на плечо молодого человека, святой воскликнул:

      – Благородный мальчик мой! Сын Божий и Апостолы принесли людям истину среди мучений. Так что такое наши жалкие страдания?

      – Не знаю, владыко. Но для меня это тяжелое испытание, – произнес он потупившись.

      Чутко уловив неподдельную грусть в его голосе, Златоуст добавил:

      – Дорогой. Все скорби, которые я терплю – это мое сокровище. Видишь, какой я богатый? – и, мягко улыбнувшись, он широко развел руками.

      «Господь наделил невероятной стойкостью и силой такое тщедушное тело!» – мысленно восхитился молодой воин.

      Три года спустя. Вечер. Почти ничего не видно в сумерках. Катулл старательно водит пером по пергаменту: «Дорогой друг! Пользуясь редким моментом, спешу сообщить тебе наши новости, пока нет соглядатая. Мы неплохо устроились. Больной пастырь прилагает большие труды по распространению Православия на Востоке и очищению его от еретиков. Ты же знаешь его апостольскую ревность и горение духа!

      Уже умерли его главные враги, в том числе императрица, но и оставшиеся успокоиться не могут. Они боятся, что император, в глубине души уважавший святителя, передумает, вернет назад. Каждый из них нашептывает слабовольному Аркадию о негодности и зловредности Иоанна Златоуста. И вновь умоляют перевести в еще более далекую провинцию, опасаясь мнимой расплаты со стороны опального патриарха при возвращении в столицу. Император не понимает, что Бог покарал его супругу за гонения праведника. И позволяет холить и выращивать, словно пышный цветок – злость к святителю, которую