Ахульго. Шапи Казиев

ваше превосходительство! – заорал Ефимка, зажав монету в кулаке.

      – Орел, – похвалил Граббе.

      – Из таких генералы выходят.

      Ефимка покраснел от удовольствия и сказал:

      – Еще увидите, какой я солдат!

      – Усердствуй, – кивнул Граббе, похлопал по единорогу и вдруг скомандовал: – Заряжай!

      – Холостым прикажете? – осведомился Попов, когда вокруг забегала пушечная прислуга.

      – Гранатой.

      – Гранатой заряжай! – крикнул Попов.

      Артиллеристы по заведенному порядку снарядили орудие.

      – Куда прикажете целить? – спрашивал Попов, все еще надеясь, что это только проверка орудийного расчета.

      Граббе прикрыл глаза от солнца и отыскал глазами пригорок, на котором упражнялись музыканты. Было слышно, что Стефан опять принялся за неуставные мелодии.

      – Поляка видите?

      – Так точно, ваше превосходительство, – отвечал Попов.

      – Цельте выше.

      Когда пушка была наведена, Граббе скомандовал:

      – Пли!

      Пушка громыхнула, выбросив вслед за гранатой язык пламени и сизое облако дыма. Граната пролетела над музыкантами и разорвалась среди деревьев, спугнув стаю ворон, которые представились Граббе разбегающимися мюридами.

      Музыка на мгновенье смолка. Затем послышался еще неумелый сигнал горниста, выдувавшего «На караул!».

      – То-то, – удовлетворенно сказал Граббе и пошел к карете.

      – Музыка и пушки – это уже кое-что, – думал про себя генерал.

      – Как тут в поход не сходить?

      Глава 21

      На Водах царило беспокойство. Неожиданное известие о назначении Граббе командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории наделало много шума.

      – Тот самый Граббе! – волновалось общество.

      – Вот как Планида распоряжается!

      – Кто бы мог подумать?

      – А ведь гуляли по одним улицам!

      – И в ресторации имели честь беседовать. И вот на тебе!

      Одни уверяли, что ему далеко до покойного Вельяминова. Другие полагали, что теперь дела поправятся, что горцы присмиреют, и война скоро закончится. Упрямый и своенравный характер Граббе сделался теперь важным достоинством, каким не обладал Вельяминов. Поговаривали, что Граббе не станет читать в походах Вольтера, а примется учить горцев российским законам.

      Бывшие декабристы приуныли. Одно дело было глумиться над почти отставленным в запас генералом, променявшим идеалы на карьеру, и совсем другое – служить под его начальством.

      Засидевшиеся на Водах искатели воинских почестей ринулись в Ставрополь, в штаб, к Траскину, про которого шла молва как о человеке добром, который может и помочь с хорошим назначением. Но более честолюбивые бросились сразу в Дагестан, где предполагались главные события. Затем начали возвращаться в свои полки излечившиеся офицеры. Тех же, кто не особенно торопился, отыскивали жандармы и предъявляли суровые предписания, в которых предлагалось выехать немедленно в свое место службы. Офицеры расписывались на обороте предписаний в том, что их читали, и принимались