Чешуя ангела. Тимур Максютов

пятясь, упёрся задом в стойку, спросил бармена, полуобернувшись:

      – Куда его, начальник?

      Брусок дымился и капал на пол.

      – Вы чего, это не к нам, не сюда! – закричал очнувшийся бармен. – Вот чурки бестолковые!

      – Э-э, «щюрка» не надо. Бумага смотри.

      Первый грузчик, пыхтя, подставил колено под ледяную глыбу. Освободившейся рукой полез за пазуху, доставая мятые листки.

      Глыба выскользнула и грохнулась на пол – будто рванул снаряд, разлетевшись синеватой шрапнелью.

      Второй брюнет отскочил и отчаянно заорал, мешая свои и русские слова:

      – Ман ба шумо гуфтам, номер дома другой. Что теперь, ахмак шумо! Мизбон Помир деньги теперь штрафует, чаханнам.

      Белка вдруг дёрнула Дьякова за руку, завизжала:

      – Что с ним?

      Абсолютно бледный Конрад с остановившимся взглядом поднимался из-за стола. Слепо шарил рукой, роняя стаканы, сахарницу… Прохрипел чужим голосом:

      – Мизбон Помир. Хозяин Памира.

      Пошатываясь, подошёл к растерянным грузчикам, навис:

      – Мин ана?

      – Чего? Не понимай, – поразился первый брюнет.

      Дьяков, замерев, смотрел в обтянутую светлым плащом спину. Взбешённый Конрад схватил брюнета за грудки, затряс, закричал:

      – Мин ана? Шину исми?

      Второй гастарбайтер промямлил:

      – По-арабски. Совсем глупо. Спрашивает, кто он такой и как его зовут.

      – Я откуда знай? – удивился первый грузчик.

      Конрад бросил жертву. Перевёл тяжелый взгляд на второго таджика – тот попятился в ужасе, выставив вперёд руки и лепеча:

      – Не убивай меня, дэв, я не знаю твоего имени.

      Конрад посмотрел на разлетевшиеся по кафе куски льда. Нагнулся, поднял один к глазам. Прошептал:

      – Ях. Лёд. Кругом один лёд. Холодно.

      Белка рванулась первой, Игорь за ней. Девушка вцепилась в рукав неузнаваемого Конрада, трясла, просила сквозь слёзы:

      – Ну хватит, хватит! Вам плохо? Что с вами?

      Дьяков поддержал:

      – Врача, может, вызвать, Анатолий Ильич?

      Конрад ударил взглядом – Дьяков замер. Пошагал к витрине с висящей на рукаве девушкой, бормоча:

      – Не Анатолий. Рамиль знает, кто я. Надо проломить лёд.

      Стряхнул Белку. Ударил кулаками в витрину, та загудела, но выдержала. Схватил пустой стол с тяжёлой мраморной столешницей, поднял легко, развернулся – и швырнул.

      Орал ошарашенный бармен, скулили от ужаса грузчики, в голос рыдала Белка, с чудовищным грохотом рушилось многометровое стекло.

      Конрад дождался, когда упадут последние обломки витрины, и шагнул в получившийся проход.

      Когда очнувшийся Игорь выскочил на улицу, она была уже вымершей. Голой, будто выжженная злым солнцем пустыня. Забежал в одну арку, в другую. «Колодец», тихий до звона в ушах: не треплются воробьи, не стонут дверные пружины.

      Никого.

      – Товарищ! Я здесь на проспект выйду?

      Дьяков вздрогнул, обернулся. Брюнетка появилась невесть откуда: выгоревшая пилотка с зелёной звёздочкой,