Малиновый звон. Эдуард Владимирович Беспяткин

Иосифа Виссарионовича, но не получил вообще никакого ответа. Видимо, тут была какая-то тайна, но какая? А ведь я о многом хотел поговорить с товарищем Сталиным, в особенности о том, как всё-таки прогнать капиталистических пидарасов и снова начать строить социализм. Это была тема моего вечера, которую прервал всё тот же хорошо поставленный голос с небес:

      – Прошу внимания!

      Перестали звенеть стаканы, прервались беседы, умолкло голодное чавканье.

      Голос продолжал:

      – Сейчас будут оглашены результаты соревнования за звание лучшей адской бригады, после чего в сосудах будет только щербет и перед вами выступят артисты.

      Тут невидимый микрофон зафонил, засвистел и кто-то в небесных хлябях сказал душевно: «Блядь!». На трибуну опустилось густое серое облако. Раздался какой-то поспешный строительный шум и облако рассеялось.

      На сцене расположилась всё та же инквизиторская четвёрка, но только Льва Толстого заменили хмурым прокуратором Понтием Пилатом. Он то и вышел к микрофону, держа в руках какой-то свиток. Развернув его, прокуратор Иудеи прокашлялся и сказал:

      – От лица сильных мира сего, от администрации шестого отделения Ада, мне хотелось бы поздравить вас всех с окончанием очередной вечности и назвать тех, кто особо отличился на ниве исправления и самосовершенствования. Вы все грешны и грешны неистово. Но, тем не менее, все приходят к покаянию через труд и непротивление. Мне поручено объявить лучшую бригаду этой вечности. Это коллектив под руководством Николая Рыбникова!

      И тут же раздался неистовый вой и крики проклятий. Где-то, наоборот, кричали: «Ура!!!». Короче, весьма противоречивая реакция была на нашу победу. Понтий Пилат поднял руку и наступила тишина.

      – Орать будете потом. А пока я вас не лишил права на щербет, слушайте. В состав бригады Николая Рыбникова вошли: Владимир Маяковский, Сергей Есенин, Юрий Клинских, Сергей Боткин, Ярослав Гашек, Пауль Геббельс и находящиеся на принудительном исправлении Беспяткин, Якин и Грохотов. Трём последним даруется свобода и после праздника они будут переправлены в свою реальную жизнь. Остальных ждёт премия, переходящее чёрное знамя и тысячелетний отдых в райском саду по санаторно-лечебному типу.

      Тут я уже не слушал оратора. Мы втроём глядели друг на друга с самым глупым видом, на который только способен человек, получивший свободу.

      Карл Маркс отечески похлопал меня по плечу и сказал:

      – Гут.

      Владимир Ильич пожал мне руку и добро так произнес:

      – Я верю в тебя, комсомолец Беспяткин. Ты построишь коммунизм.

      Потом мы выпили водки. В это время Пилат закончил свое выступление и объявил начало концерта. Инквизиторская четверка упиздила в неизвестном направлении и откуда-то извне засияли лазеры и прожекторы. Заиграла фоновая музыка и пир возобновился.

      К нам подошел Зуаб и весело обнял нас своими чёрными руками.

      – А как же ты? – спросил я, чувствуя идиотские слезы.

      – Я тоже вернусь, – ответил негр.

      – Но как?

      – Это пока не понять.

      В это время на сцену