Поколение одиночек. Владимир Бондаренко

не исполнялась песня, и по-строевому подтянут.

      А потом мы уже все хором подтягивали, и были настроены на тот же ратный лад, на какой настраивались русские воины со времен Поля Куликова до ратников сегодняшних чеченских баталий.

      Ни чудищу, ни идолу.

      Ни коршуну, ни ворону

      Не отдадим в обиду мы

      Свою родную сторону.

      Не отдадим высокую.

      Пресветлую и ясную

      Ни ворону, ни соколу,

      Ни кречету, ни ястребу.

      Поразительно, как легко в наших писательских былых поездках в Бобровские песни втягивались боевые офицеры, усталые походники, и как настороженно к его ратным песням относились генеральские чинуши, что в советское, что в антисоветское время. Что их отпугивало в светлой боевой напевности Боброва? Да то же, что отпугивало чиновное и штабное генеральство от боевых и походных романов «соловья генштаба» Александра Проханова. Не случайно же их всегда тянуло друг к другу – двух Александров, и как красиво выводили вместе они ротные песни на наших товарищеских посиделках. Они и бражничали весело и задорно, как любимые ими гусары. Они и в жизни никогда не проходили мимо опасностей. А где опасности, там и дружба, настоящая мужская дружба.

      И старый друг без лишних слов подсел

      И мне подпел. Но это слишком мало.

      …

      Куда поедешь и куда пойдешь? —

      Мы лучшей доли сами не просили.

      И вот опять по всей России дождь.

      Раз над тобой. То да – по всей России.

      Эти уходящие мотивы верного романтического товарищества, надежности, окопного мужества, уходили, что в военной прозе Проханова, что в ратных песнях Боброва в историю родной страны, в историю их славных родов, отдавших немало воинов земле русской. Впрочем, это и меня сближало в пору нашей молодости с моими друзьями. И вспоминалось: «Тому роду не быть переводу, где брат за брата идут в огонь и воду». Погиб отец у Проханова, погиб старший брат у Боброва, и сколько их было – погибших за Россию? Помню, еще в советское время с гусарским вызовом звучало на концертах Александра Боброва:

      Мой Петербург, мой Петроград, мой Ленинград.

      Я так ценю твои державные объятья!

      За этот город пал мой старший брат.

      И потому мне ленинградцы – братья.

      Мой Ленинград, мой Петроград, мой Петербург,

      Ты красотою все контрасты пересилил.

      В тебе царят шедевры Росси, а вокруг

      Царят снега просёлочной России.

      Вот это тоже объединяло нас с Бобровым: восторг перед красотой и державностью шедевров Росси и Фиорованти, тяга к познанию всего мира, и слияние с древней проселочной Россией. Может быть, эта соединимость несоединимого, это слияние тоски по мировой культуре, восторгов перед Данте и Боттичелли с неизъяснимой душой простого русского народа, с пониманием лада деревенской избы создает столь объемную и столь всечеловеческую русскую национальную культуру?

      А тем временем Саша Бобров всё поет свои простые и незатейливые, лирические народные песни. Даже строгий