Река Зеро. Ирина Булгакова

баранины, – подсказывает кто-то».

      Класс смеется. Будут подкалывать меня до конца всех лет обучения – с начала первого класса лицея, когда я и выдала странную фразу, потому что так сказала мама. Мясо в рационе всегда считалось редкостью, в отличие от рыбы. В далеком далеке, на пороге осознанных воспоминаний, я, впервые увидев кусок мяса на тарелке, задала резонный вопрос «что это». И получила ответ.

      «Говядина, – сказала мама. – Они раньше паслись на лугах, тучными стадами».

      После она утверждала, что просветила меня насчет коров и свиней. Но в моем сознании так и отложилось – то, что подается в виде мяса, вся эта свинина с бараниной – много лет назад весело скакала по лугам. Такие вот огромные куски на ножках. Меня не интересовал внешний вид допотопных животных. Тем более что послепотопные водились в изобилии. Мясо давно выращивалось в пробирках, не имело ножек и рожек, и было ли по вкусу тем самым, что скакало по полям – неизвестно.

      Я вижу на видео себя, уже перескочившую через этап слез и взаимных оскорблений на следующий уровень. Только себя, без общего плана одноклассников. Одиннадцатилетняя я закатываю глаза и изображаю уставшую от жизни взрослую.

      Без разрешения снимать других нельзя. Память не удержала, но наверняка отказалась Китальмина. Она прочила себе карьеру супер-звезды и поэтому не хотела, чтобы в будущем кто-то заработал на ее детских записях.

      К слову, вслед за нами с Перси, Кити перебралась в столицу и достигла определенных успехов в мини сериалах собственного сочинения. И исполнения. Наверное, можно считать карьеру состоявшейся – записи нарасхват. Во всяком случае, ее гонораров с лихвой бы хватило на лечение. Смайлик.

      Грустный.

      Слезы ручьем.

      – Закрыть, – я отдаю БИЧ голосовую команду, и визор схлопывается, послав мне воздушный поцелуй.

      В отличие от Перси, я не встраивала себе в горло голосовой имплант – мне без разницы, пусть все слышат мои команды. Сейчас я объясняю решение принципом, но на деле установка возможна после восемнадцати лет, когда голосовые связки полностью мутируют.

      На тот момент я трогать себя боялась, чтобы не причинить лишнюю боль. Я зависла в пограничном состоянии на грани сна, реальности и боли. После того, как мне выбило коленную чашечку – в то время как я садилась в вагон магнитоплана, чтобы навестить маму. Чудом я удержалась на ногах и не рухнула в воду с двадцатиметровой высоты.

      Чтобы хоть как-то определиться в жизни, я закончила курсы. С поддержкой Перси, разумеется. Я дизайнер по голографическому оформлению помещений со специализацией био-модулятора. Мои бабочки живые. Они парили надо мной, невесомым касанием крыльев задевая лицо, пока я – за редким исключением – два года пролежала на диване, ожидая смерти. Я боялась вставать, двигаться. Мой спарринговый синдром лишал меня надежды на будущее.

      С того самого первого дня, когда я провалилась в странный сон такой степени правдоподобности, что впору было становиться