История любви. Проклятье матери. Таша Гришаева

песен печаль знал, конечно, я.

      Не тревожь невзначай сердце нежное.

      Мочи нет напролёт ночи длинные

      Слушать песни твои соловьиные.

      Полно лукошко её грибов, ягод. Хорошо! Пора домой. Поговорит Евхимия с духом леса, поблагодарит его за дары, поклонится низко – и бегом домой.

      Женщины селения часто ходили в местный лесок, который находился неподалеку и всегда возвращались с полным лукошком. Кормила тайга. Но главным золотом леса был пушной зверь – песец, лисица. Иностранные покупатели высоко ценили лисьи меха, в особенности меха чёрно-бурых лисиц. Соболь – золотое руно Сибири – быстро стал самым ценным и популярным мехом.

      Вышла замуж красавица Евхимия довольно рано, за того, кого посватали родители. По поводу женихов Евхимия не привередничала, надо – значит надо, родителям виднее. Вела хозяйство она крепко. Муж ее – Егорьев Василий был мужик работящий, не первый красавец на селе, даже наоборот: мал ростом да коренаст, нос картошкой. Но, как говорится, с лица воды не пить. Не подходили они друг другу внешне: статная и рослая Евхимия смотрелась грозно на фоне небольшого Василия, но характером они как раз сошлись. Грозный, вспыльчивый нрав Евхимии Василий гасил своим спокойствием и рассудительностью.

      Вдвоем они выстроили себе дом-пятистенку – это особый сруб из круглых массивных бревен, который был разделён пятой рубленой стеной на два жилых помещения. В одной из комнат находилась русская печь, которая отделяла родительский закуток от кухни, в другой комнате жила Прасковья.

      Небольшая девичья комнатка была очень уютной. На кровати веселенькое, цветастое покрывало, на окне тонкие белые занавески. Перед окном стоит небольшой девичий столик, перед которым любила прихорашиваться Прасковья. На столе – зеркальце в резной серебряной рамке, расческа, заколки и любимый гребешок – подарок отца.

      Такие дома стали строить в Сибири, когда появилось зажиточное крестьянство, до этого избы состояли из одной комнаты, там и помещались все члены семьи, иногда несколько поколений одновременно, а на зиму и скот в дом забирали, чтобы не замёрз от русских морозов.

      Когда подросли сыновья Евхими и Василия, каждому из них был готов свой собственный дом, чтобы было куда привести им своих будущих жен.

      – Ну что, Фима, – ласково говорил Василий своей жене, обнимая ее за плечо одной рукой, – вот и сыновей женили, и избу каждому ладную справили. Жены у них хорошие, работящие. Вот детишек народят, дело им свое и передам. И всё-то будет у них ладно да складно. Тогда и помирать можно будет.

      – Вот ещё, что старый надумал, – фыркала Евхимия.

      Характер, надо сказать, у неё был не сахар. Строгая была Евхимия к работникам, к мужу и к детям. Никому спуска не давала. Любила, чтобы всё по её было, как она скажет. Муж ей не перечил: «Чего лишний раз осиное гнездо ворошить? – думал Василий. – Баба она ладная, работящая, ну а что строгая, так оно, может, и правильно. На пустом месте ничего толкового не вырастет, а она со всем сама справляется».

      Соседи