Дети Арбата. Анатолий Рыбаков

возьми, – спохватился Саша, – у меня папиросы кончились.

      – Сейчас у своего возьму.

      Галя вынесла пачку «Бокса».

      – Саша, у вас есть деньги? – спросил Михаил Юрьевич.

      – Что-то есть.

      Саша порылся в карманах.

      – Десять рублей.

      – Хватит, – сказал уполномоченный.

      – Там лавочка недорогая, – пояснил красноармеец.

      Все было мирно, будто Саша отправляется в поездку в незнакомый город, на север или на юг, и вот ему советуют, что с собой взять.

      Уполномоченный курил, прислонясь к косяку двери, один красноармеец разговаривал с Галей, второй, присев на корточки, тоже курил. Михаил Юрьевич ободряюще улыбался Саше, и Саша тоже улыбался, чувствовал, что улыбается жалко, но иначе не мог.

      – Сашенька, смотри, что я тебе положила, – дрожащими руками Софья Александровна раздвинула край узелка, – вот мыло, зубной порошок, щетка, полотенце, бритва…

      – Бритву не надо, – предупредил уполномоченный.

      – Извините, – она вынула бритву, – вот носки, смена белья, носовые платки…

      Голос ее дрожал.

      – Вот гребешок, вот… вот шарфик твой… шарфик…

      Ее слова перешли в рыдания, она изнемогала, умирала, перебирая эти вещи, вещи ее мальчика, которого отрывают от нее, уводят в тюрьму. Софья Александровна опустилась в кресло, рыдания сотрясали ее маленькое полное тело.

      – Да успокойтесь вы, все обойдется, – говорила Галя, поглаживая ее по плечу, – вон у Алмазовых сына забрали, подержали, отпустили. Чего теперь плакать, раз так вышло.

      А она тряслась и бормотала:

      – Это конец, конец, конец…

      Уполномоченный посмотрел на часы.

      – Собирайтесь!

      Бросил окурок, подтянулся, нахмурился. Часовые тоже подтянулись, они снова вступали в свои обязанности. Уже не давали советов, примкнули винтовки к ноге, готовясь к конвоированию. Уполномоченный сделал рукой движение, предлагающее Михаилу Юрьевичу и Гале уйти с дороги, по которой сейчас будут проводить арестованного.

      Саша надел пальто, шапку, взял узелок.

      Красноармеец неловко возился с французским замком и наконец открыл входную дверь. Этот звук донесся до Софьи Александровны – она ждала и страшилась его. Выбежала в коридор, увидела Сашу в пальто и шапке, ухватилась за него, дрожа и захлебываясь в рыданиях.

      Михаил Юрьевич мягко придержал ее за плечи.

      – Софья Александровна, ни к чему, право, ни к чему.

      Саша поцеловал мать в голову, в седые взлохмаченные волосы. Михаил Юрьевич и Галя придерживали ее, она рыдала и билась в их руках.

      Саша вышел из квартиры.

      Автомобиль ждал на улице, неподалеку от дома. Саша сел на заднее сиденье, по обе стороны сели уполномоченный и конвоир, второй конвоир сел рядом с шофером. Молча проехали по ночным московским улицам. Саша только не разобрал, с какой стороны они подъехали к тюрьме. Открылись высокие железные ворота, пропуская машину в длинный узкий крытый двор. Первыми вышли