Когда заговорят камни. Александр Алексеевич Колупаев

толпа не напирала, её сдерживали две красные ленточки, да судя по роскошным нарядам окружающих меня людей, это была вежливая публика. Вежливая и богатая.

      – Генрих! Генрих! – скандировала толпа мое имя.

      – Герр Рейнгарт, мы из газеты «Le Mond», только одно интервью! Десять минут!

      Репортера газеты оттерли операторы какого-то телевидения.

      Справа меня цепко держала за руку какая-то длинноногая модель, а слева, бережно, но крепко вела актриса. Мы шли по красной дорожке, поднимаясь к колоннам высокого здания. Я любезно раскланивался с визжащими от восторга женщинами, а в душе была пустота и тихая ненависть к этим дамам готовым прыгнуть ко мне в постель ради пусть даже маленькой роли в фильме. Шагнул на первую, вторую, третью ступеньку и вдруг – тупая боль парализовала правое плечо, ноги стали ватными и кроваво-красная дорожка больно дарила меня по коленям.

      – Врача, врача! – кто-то суетился вокруг меня. Сверкали вспышки фотоаппаратов – ещё бы, такие кадры! Сам великий маэстро голубого экрана великолепный Генрих Рейнгарт рухнул в обморок накануне вручения престижной премии!

      – Я же говорила тебе, что четыре таблетки Виагры, это много! – причитала актриса, тормошила меня и все просила не умирать.

      «Воздуху, дайте мне глоток воздуху!» – умолял я, но никто не слышал, что хотели сказать мой деревенеющие губы.

      – Ты нашла его завещание?! – вторая попутчица схватила актрису за руку, – этот старый жмот, должен был отвалить нам не малую сумму.

      – Пока нет, но вот он, ключ от его сейфа!

      «Не – е – ет!» – казалось, от крика лопнут мои легкие.

      Рудольф, слега, наклонив голову, смотрел как я, потирая грудь, шагаю к третьей двери.

      – Ты не желаешь знать, сколько смертей тебя ждало за той дверью, из которой ты только что выскочил?

      – Мне и одной там хватило! – я остановился перед третьей дверью. Смутная тревога, смешанная с легкой радостью, словно волна накрыла меня.

      Эту простую, добротно сделанную из досок ясеня дверь, я бы узнал из тысячи! Вон там, чуть пониже ручки, до сих пор виднелись две зарубки – это я в детстве вырезал их перочинным ножичком. Влетело мне тогда от бабушки!

      Я оглянулся на Руди, и толкнул двери моего детства. Она подалась с трудом.

      За дверью не было пола.

      За дверью, внизу, была больничная палата. На кровати, опутанный какими-то трубками и проводами, лежал я. Точнее – моё неподвижное тело. Рядом, на стуле, уронив голову на ладони, сидела женщина. И столько в её согнутой фигуре было отчаяния и усталости, что у меня перехватило дыхание!

      – Эмма! Ты пришла! Ты снова со мной! – волна моего крика полетела во все стороны и этот звук, словно волшебный ковер – самолет стал плавно опускать меня вниз.

      Женщина, встрепенулась, поправила подушку и чуть слышно прошептала:

      – Я теперь всегда буду с тобой! Только не умирай! Только скажи мне хоть одно слово!

      «Да!» – мои губы с трудом выдохнули это.

      – Забудь все и не вспоминай! – мой проводник летел рядом со мной.

      А