Когда заговорят камни. Александр Алексеевич Колупаев

росы. Огляделся. Синее небо в легких барашках облаков, тончайшее дуновение ветерка, да зеленый до изумрудного цвета луг. Впрочем, нет, вон там, небольшая рощица, от которой отделился человек и неторопливо направился ко мне.

      «Чего он медлит – подумал я, – старина Блюмгарт не любит когда опаздывают!»

      Человек, словно угадав мои мысли, вдруг оказался рядом.

      – Руди! – изумлению моему не было предела. Предо мной стоял Рудольф Шарберг, собственной персоной! Мой старый и добрый товарищ, однокашник по школе – интернату, куда его сплавили родители, чтобы не мешал им наслаждаться всеми прелестями жизни.

      – Руди! Но как ты оказался здесь?! – я схватил его за плечи, – постой, постой, ты же умер! Утонул, лет десять назад? Это что, выходит и я умер?!

      – Не совсем так, – застенчиво улыбнулся Рудольф, – тебе самому предстоит это решить….

      – Как я могу решать, когда вот, не знаю где и не помню что со мной!

      – Я покажу тебе, что с тобой, смотри…. – словно в кино, закрутилась, полетела навстречу нам земля. А вот и автобан, две искореженных машины. Суетятся спасатели, какими-то огромными ножницами разрезают лохмотья металла в моей машине.

      «Этот, кажется, жив, подушка сработала вовремя, только вот лопнула. Бедняга получил не слабый удар в грудь» «И голове досталось!» – второй спасатель что-то делал с безвольной куклой, перегнувшись через искореженный моторный отсек.

      Завывая сиреной, подлетела скорая помощь.

      «Вы вовремя, ребята, этого грузите, а этим, – полицейский махнул в сторону трех тел, лежащих на обочине, – уже не поможешь»

      – Идем, – слегка прикоснулся ко мне Руди, – нас ждут!

      – Кто? Господь? – я даже не удивился, мне было так легко и приятно.

      – Причем тут бог? Придумали себе, не весть знает что! Тебе выбор предназначен!

      – Какой выбор? – не унимался я.

      – Придется тебе объяснить сначала! – Голос Рудольфа вдруг стал заговорщицки – веселым. В далеком школьном детстве, он часто был таким. И мы, два беспечных школяра почти съев свой обед, не спеша отхлебывали компот, терпеливо дождавшись, когда толстушка Берта шла за второй порцией, строили ей невинно-милые улыбки. И она одаривала нас улыбкой, вернувшись назад. И вот тут мы подбрасывали немалый кусок теплой манной каши, буквально за миг до приземления на стул её пышной попочки. У Берты от испуга и изумления становились круглыми глаза и белели веснушки. Что-то теплое и мягкое расползалось под ней!

      И даже потом, мы, подмигивая, друг – дружке, прыскали от смеха, усердно драя длинный пол школьного коридора. Сухая как палка и строгая, словно фельдфебель на казарменном плацу, воспитатель фрау Эльза, назидательно поднимая вверх палец, урезонивала нас:

      – Юноши, ваше поведение желает лучшего! Напоминаю вам, что наказание может быть более суровым – наша школа имеет три этажа!

      Как ненавидели мы её тогда! А она никогда не меняла наказания! И даже когда мы, стащив её ночной чепчик, водрузили его на голову пугала, грозы местных ворон, даже тогда она ничего нам не сказала.

      – Нет,