Эпос о бессмертном Ивановиче. Марк Доджо

помощью к жившему по соседству Харчуку, безобидному, но немного болтливому человеку, отличавшемуся жизнелюбивым характером и склонностью к выпивке, манерами и чем-то еще напоминавшему актера Пьера Ришара, но только ростом поменьше, не имевшему ни жены, ни детей, превратившему собственной дом в свалку, но, как это часто бывает с людьми, вечно берущимися что-то изобретать, не доводившему ни одно начатое дело до конца, а меньше чем полгода спустя, в декабре, ранним утром, радуясь навалившему за ночь снегу, после завтрака выйдя из замка в спортивном костюме и шерстяной шапочке, вдохнув морозный воздух, Иванович запустил снежным шариком в стену гаража, подошел к турнику, легко подтянулся тридцать раз и, не дав себе отдохнуть, столько же раз в быстром темпе отжавшись на брусьях, принялся очищать от снега дорожку, затем площадку у ворот, а после, недолго провозившись с пятачком возле гаража, он с вдохновением взялся за тротуар, звуками одиноко скребущей асфальт лопаты нарушая затаившуюся тишину до тех пор, пока к нему не присоединился Харчук, несколько раз отбросив снег фанерным щитом, схватившийся за поясницу и с такой гримасой страдания на лице разразившийся руганью, клеймя и понося на чем свет стоит соседей, которых никакая перестройка не заставит, оторвав задницы от диванов, потрудиться на общее благо, что, воткнув лопату в сугроб, Иванович достал из кармана клетчатый носовой платок и, утирая взмокшее лицо, без тени сарказма, с невозмутимым видом изрек:

      – Пока соседи соберутся – зима закончится, —

      но это было не ворчанием, а всего лишь констатацией факта, ведь Крым – это край, напоминающий рай, в котором зима гостит недолго, и еще февраль пытается мутить погоду, и утренние заморозки на дворе, но солнце к полдню уже начинает потихоньку прогревать воздух, и почуяв, что не за горами весна, пробудившись от долгого сна, под звон капели тающего снега и льда розово-белый миндаль уже расточает неповторимый аромат, как вдруг приходит сезон штормов, небо заволакивает тучами и в сопровождении несмолкаемой канонады потемневшее море высаживает на берег черные бушлаты вздыбившихся от ярости волн, стремясь отвоевать у Афродитовки общественный пляж, а проносящийся над побережьем ураганный ветер так и воет, норовя посносить с домов крыши, посрывать с петель незапертые форточки, повыбивать в окнах стекла, повалить деревья и, порвав на столбах провода, лишить городок электричества, но через несколько дней, не получив подкрепления, разбушевавшаяся стихия выдыхается и, сменив направление, ветер, разорвав тучи в клочья, уводит небесную хлябь на восток, и стоит выглянуть в очистившемся небе солнцу, как море, успокоившись, плещется у берега, украшенного еще не успевшими высохнуть водорослями, скрывавшими под собой то узорчатый агат, то сердолик, то яшму или халцедон, а для собирателей древностей – сгнившие обломки корабельных досок, фрагменты греческих амфор и кусочки римских кувшинов, а как-то весной, натолкнувшись на морскую мину, зарывшись боком в гальку ощетинившуюся торчавшими