Каждый должен быть нормальным. Лука А. Мейте

от тебя требуют. Пожалуйста, дай моим словам хотя бы шанс до тебя достучаться. Я столько лет за тобой наблюдаю и не вижу никаких перемен, хотя их желание горит внутри тебя. Неужели тебе самому от этого не тошно?..

      Мне было сложно, но я посмотрел на него. Не знаю, что он видел во мне, не знаю, чего он ждал от меня, но в какой-то момент выражение его лица с грозно-поучительного сменилось печалью, и он уже совсем другим, усталым голосом сказал:

      – Кажется, наша встреча подошла к концу.

      Я машинально повернулся и увидел приближающегося к нам чересчур красивого, чересчур худого и чересчур высокого мужчину. Мужчину, в котором всего и всегда было чересчур. Этого человека я предпочел бы не встречать, но убегать было бы очень глупо.

      – Приезжай ко мне как-нибудь, – шепнул Чарльз, прежде чем его величество Люцикьян Кечменвальдек остановился рядом с нами.

      – Ну что, жить будешь? – спросил он, даже не взглянув на меня.

      – К сожалению, – ответил крестный и попытался встать с дивана, опираясь на трость.

      – Что сказали эти светила? – вопреки грозному голосу Люцикьян почти бережно приобнял Чарльза, помогая ему найти равновесие.

      – Ничего такого, что не говорил мне ты без всяких обследований. Кроме разве что списка лекарств, – крестный протянул ему бумагу. Тот быстро прошелся по ней глазами и, сложив, положил в карман своих брюк.

      – Перекрой пережили, прогрессом хвастаемся, а боль ничем, кроме наркотиков, лечить так и не научились. Идиотизм. Беренд, – я вздрогнул от своей фамилии, произнесенной этим человеком, – перестань смотреть на меня такими глазищами, аж тошно. Я игнорирую тебя точно так же, как ты игнорируешь наши собрания.

      – Поверьте, дядя, мне сейчас совсем не до религиозных собраний.

      – Не племянник ты мне! И отец твой мне не брат! – почти прошипел он. Его глаза горели ненавистью и ко мне, и к моему отцу, но, сколько бы и сам отец, и Люцикьян не отрицали с пеной у рта, родство все равно никуда не денешь.

      – Ян, не заводись, не надо, – Чарльз положил руку ему на плечо, и это, к моему удивлению, почти моментально его успокоило.

      – Не до религиозных собраний ему, видите ли, – себе под нос пробубнил Люцикьян. – Отец твой тебе башку засоряет, да?

      – Ян, пожалуйста, – тихо попросил крестный. – Я очень устал. Если тебе так хочется поскандалить, отвези меня домой, а потом можешь ехать доставать кого угодно.

      – Ладно, да, – Люцикьян кивнул, бросив на меня еще один недовольный взгляд. – Идем, – он взял Чарльза под руку и повел к выходу, но через несколько шагов все-таки не удержался: – И на празднике в июле не появляйся! – бросил он мне через плечо.

      – Вы не можете быть настолько жестоким! – крикнул я ему в ответ. Весь холл повернулся ко мне, но было ли мне до этого дело? Странно, но нет. Все мои мысли занимал образ крестного – сгорбленного и непозволительно старого для своих шестидесяти.

      – Не могу, – через несколько