Киммерийское лето. Юрий Слепухин

отличную кожаную папку, взамен того злополучного портфельчика, а мама – рижский кулон ручной работы, кусок неровно отшлифованного янтаря с мушкой внутри, оправленный в темное оксидированное серебро.

      Сегодня янтарь произвел на всех большое впечатление, и Ренка немедленно предложила обменять его на свои знаменитые голубые очки. Кулон ходил по рукам, его трогали, терли, царапали вилкой, смотрели на свет и даже брали на зуб.

      – Вот паразитство, – задумчиво сказал Игорь, разглядывая мушку. – Лежит, тварь, три миллиона лет, и как живая… А ведь от нас, братья и сестры, через три миллиона лет даже радиоактивного пепла не останется.

      – Это произойдет гораздо раньше, – утешил Пит. – У урана не такой уж большой период полураспада.

      – Может, придумаете что-нибудь повеселее? – спросила Катя Саблина. – Ника, забери у них свой янтарь, он на них плохо действует.

      – А на меня тоже, – сказала Ника и отпила глоток терпкого прохладного цинандали. – Мне вот тоже лезут в голову всякие грустные мысли, когда я смотрю на эту муху.

      – Ты-то сама не муха, – резонно заметила Рената.

      – Ах, никто не знает, кто он такой, – вздохнула Ника. – В смысле – никто не знает сам себя…

      – Что это вы сегодня расфилософствовались? – усмехнувшись, сказал Андрей. Он сидел, отодвинувшись от стола, и, положив ногу на ногу, рассеянно оглядывал публику в зале.

      – Знаете, мне очень печально, что я перешла в десятый класс, – заявила Ника.

      Игорь и Пит переглянулись и, уставившись на нее, как по команде сделали одинаково скорбные лица и одновременно постучали себя по лбу.

      – Готова, – сказал Игорь.

      – Доучилось наше дитя-цветок, – сказал Пит. – Вот тебе и «науки юношей питают, отраду старцам подают». Правда, там про дев ничего не говорилось.

      – А девам науки никогда еще не шли на пользу, – сказал Андрей.

      – Вы смеетесь, – вздохнула Ника, – а смешного нет ничего. Это все не так просто, как вам кажется. Хорошо кончать школу, когда знаешь, что дальше…

      – Как – что дальше? – изумился Игорь. – Дальше известно что: гранит науки, светлые дали и сияющие вершины. Какого рожна тебе еще надо?

      – Я сама не знаю, какого мне нужно рожна, – сказала Ника. – В том-то и дело. Хорошо грызть гранит науки, когда ты знаешь, ради чего стачиваешь зубы…

      – Ничего, – утешил Игорь. – Сточишь – поставят новые. Из нержавейки!

      – Это хорошо Андрею, – продолжала Ника, не обращая на него внимания. – Потому что он художник, а они все одержимые. Или тебе, Катрин, – вы с Питом тоже знаете, чего будете добиваться. Всякие там вычислительные устройства, программирование… Если это интересно – конечно, почему же не учиться. Но вот я не знаю. И Рената не знает. И ты, шут гороховый, тоже не знаешь.

      – Это кто шут? Я бы попросил!

      – Тоже мне… млекопитающее, – фыркнула Ника. – У тебя ведь тоже нет никаких серьезных интересов!

      – Я бы попросил, – повторил Игорь. – Что значит – нет интересов?