Голливудская трилогия в одном томе. Рэй Брэдбери

Пахнет от них одеколоном «Бен Гур» и тонкими сигарами. Небось радуются, что не переломали ноги во время танцев, лысины блестят от пота, тушь течет с ресниц и в чернобурках им уже невмоготу. Я там как-то был, в этом танцзале. Посмотрел, посмотрел и ушел. Думаю, этому трамваю по дороге к морю следовало бы делать остановку возле кладбища «Лужайка Роз» и почти всех высаживать. Нет, спасибо. Что-то я совсем разболтался, правда? Скажи, если так… Что ни говори, – продолжал он тут же, вернувшись наконец к старику, – а он умер, и самое плохое, что теперь он будет лежать в могиле и еще тысячу лет вспоминать того гада, что так безобразно обкромсал его напоследок. А ведь гад этот – я… И так по одному в неделю. Люди с плохой стрижкой исчезают, и, глянь, их уже вытаскивают – они, оказывается, утонули, а до меня наконец начинает доходить, что мои руки ни к черту не годятся, и…

      – Ты не знаешь, кто хотел его забрать и отвезти на эти танцы?

      – Откуда мне знать? Да и какая разница? Старик сказал – кто-то, не знаю кто, назначил ему встречу возле венецианского кинотеатра в семь: они, мол, посмотрят часть шоу, поужинают у Модести – это последнее еще не закрытое кафе на пирсе. А потом – наше вам с кисточкой – он проводит его в центр города, в танцзал. На быстрый вальс с какой-нибудь столетней Королевой Роз. Ну чем не праздник, а? А потом домой, в постельку, навеки. Только зачем тебе все это, сынок? Ты…

      Зазвонил телефон.

      Кэл смотрел на него и бледнел на глазах.

      Прозвучало три звонка.

      – Ты не ответишь, Кэл? – удивился я.

      Кэл смотрел на телефон точно так, как я смотрел на мой телефон на заправочной станции, когда кто-то за две тысячи миль от меня молчал и только натужно дышал. Кэл покачал головой.

      – С какой стати я буду снимать трубку, если, кроме плохих новостей, ничего не услышишь? – ответил он.

      – Да, в иные дни так и думаешь.

      Я медленно стащил с шеи простыню и встал.

      Кэл машинально протянул руку ладонью вверх за наличными. А когда сам это заметил, чертыхнулся, убрал руку и застучал по кнопкам кассового аппарата.

      Выскользнул чек с надписью «БЕСПЛАТНО».

      Я взглянул на себя в зеркало и чуть не фыркнул, как тюлень, от того, что там увидел.

      – Потрясающая стрижка, Кэл, – сказал я.

      – Убирайся вон!

      Идя к выходу, я поднял руку и коснулся того места, где обычно висела фотография Скотта Джоплина, исполняющего веселую музыку пальцами, похожими на две грозди крупных черных бананов.

      Если Кэл и заметил мой жест, он виду не подал.

      Выходя, я поскользнулся на старых волосах.

      Я шел и шел, пока не оказался в сиянии солнца у спрятавшегося в высокой траве бунгало Крамли.

      Остановился у входа.

      Видно, Крамли почувствовал, что я пришел. Он распахнул дверь и сказал:

      – Опять вы за свое?

      – Да я сюда и не приближался! Я не из тех, кто пугает людей в три часа ночи, – ответил я.

      Крамли поглядел на свою левую руку и, вытянув ее, показал мне.

      На