Книга снов. Нина Георге

синевато-металлическим отливом, который свойственен Атлантике лишь перед самым закатом. Я чувствую лучи солнца на спине, такие теплые и ясные, как прямо сейчас в этой комнате…

      Прямо сейчас? Как это прямо сейчас? В какой еще комнате?

      Мост. Запах смолы. Чувство падения, все ниже и ниже; и пластина из стекла надо мной. Рука, которая отпускает меня, когда я тону. Страшные воспоминания уходят и развеиваются, как дым. Должно быть, я задремал и видел сон. Такое случается иногда, пока мы катаемся на синей лодочке. Зимой она стоит на ребре за садовой стеной Тай Керка, дома Мало недалеко от Мелона, стоит и ждет, когда в безветренные зимние дни Папи Мало или мой отец Иван законопатят ее. Все остальное время она на воде.

      Я чувствую теплый свет на моих руках, ногах, повсюду на коже, сонливость и невероятную благодать. Такое ощущение, будто какая-то тень со вздохом соскальзывает от меня в воду и тихо удаляется.

      Все легко и мирно. Как в первый день каникул, когда предстоящие два месяца без занятий кажутся невероятно долгими, бесконечными, как высокое голубое небо.

      Я оборачиваюсь к отцу, он улыбается мне, и я снова гляжу вперед.

      Очень тихо.

      Где же ветер? Где плеск волн о песок или камни? Почему небо так неподвижно?

      Все это обман.

      И тут я понимаю, чего недостает. Привычного абриса берега. И островов. И еще маяков. Они исчезли.

      Этого не может быть. Ни одно море так густо не усеяно маяками, возвышающимися прямо из воды, на островках и огромных гранитных валунах, как суровое море Ируаз у западного побережья Бретани, там, где воды пролива Ла-Манш сталкиваются с атлантическими волнами Кельтского моря.

      Но где же маяки? Жюман, Пьер-Нуар, Ля Фор?

      Где острова, Молен и Уэсан, за которыми, как гласят древние легенды, начинается бесконечность?

      – Скоро будем на месте, – объясняет отец.

      Я поворачиваюсь к нему, он курит сигарету без фильтра, курит, как обычно, зажав ее между большим и указательным пальцем, однако запах дыма на удивление слаб. Лицо отца – лицо моря. Абсолютно спокойное, привычный взгляд устремлен вдаль и видит бескрайние просторы, которые ночью кажутся беспросветными и бесконечными, а днем представляются огромным, движущимся, дышащим существом.

      На отце рыбацкий свитер в сине-белую полоску с тремя кнопками на левом плече, застиранные джинсы и никаких носков. Иван Ле Гофф с апреля по октябрь всегда носит обувь на босу ногу.

      Без носков он был и в тот день, когда умер.

      Больше тридцати лет назад.

      Я вскочил, так что лодка начинает качаться, отступил от отца подальше, за скамейку.

      Мой отец утонул в возрасте сорока двух лет.

      Когда мне было тринадцать.

      Он мертв!

      – Ты умер, – шепчу я. – Я был с тобой, когда все случилось.

      Мой отец ничего не отвечает, он гребет дальше. Голубая лодочка бесшумно скользит по мертвой зыби.

      Я же был с ним.

      Мы вышли в море, чтобы проверить ловушки, шли вдоль буйков. Был разгар сезона ловли омаров.

      Потом