Бог бабочек. Юлия Пушкарева

реквиема – исчез ты. Я пристрастилась к вину, и ещё сильнее похудела, и за деньги писала роман для какого-то полуграмотного столичного автора. Литературное негритянство всегда отталкивало меня, но в ту пору казалось: почему бы не пасть до конца, если подниматься незачем?..

      В сухом пересказе всё это выглядит до странности логичным, как готовый сюжет. Изнутри логики не было – один хаос. И тупая, голая, мычащая боль.

      Схватив меня за плечи, твёрдо приказываешь:

      – Прекращай это! Слышишь? Это однозначно надо прекращать. Нет никакой связи между этими событиями. Она только вот здесь! – (Постукиваешь пальцем по моему лбу, участливо заглядываешь в глаза. Всхлипываю). – Тебе хочется их связывать, но это полная ерунда. Совпадения, вот и всё. Череда совпадений. Ты поедешь с катушек, если будешь такие связи выискивать… Точно тебе говорю – я знаю!

      Ты веришь в совпадения? Не очень правдоподобно.

      Отстраняешься и снова закуриваешь. Ты знаешь – что?.. У тебя много ран, о которых ты мне не рассказывал. Речь об одной из них? Или о твоей убеждённости в том, что ты почти (почти ли?..) проклят и приносишь другим лишь страдания? Или…

      Останавливаю себя: сейчас не время. Нам обоим лучше успокоиться, а не заниматься самоанализом. Ему мы и так посвящаем большую часть жизни.

      Глубоко затягиваешься.

      – Но – знаешь, Тихонова… Пока я тебя слушал, понял кое-что. Вот я… бегу от боли. Она меня злит; я боюсь её. Ненавижу за неё всяких сук. – (Речь явно уже не о кошках). – Часто хочу мстить за неё… И так далее. А ты как будто… – (Шевелишь пальцами, ловя нечто невидимое в ночном воздухе). – Принимаешь и проживаешь боль. И берёшь из неё что-то важное. Мне раньше не приходило в голову, но… Это ведь так?

      Вопросительно смотришь сквозь дым. Звёзды мертвенным серебром светят прямо на россыпь родинок у тебя на щеке. Я улыбаюсь – уже радостно, а не вымученно: ты словно озвучил ответ на загадку, который я и сама давно нашла, но не могла сформулировать.

      – Так.

      – И что это такое? – усмехаешься. – Мазохизм? Или мудрость? Или всё сразу?

      – Не знаю, мой господин. Мне кажется, боль и посылается нам, чтобы мы её прожили. Думаю, она всегда… для чего-то нужна.

      – Но кошек ты бить не можешь.

      – Да. Не могу.

      Тушишь сигарету, улыбаясь краешком губ.

      – Абсурдно как-то… Я вышел сюда тебя поддержать, а теперь кажется, что меня поддержала ты. И всё из-за твоей покойной кошки.

      Тихо смеюсь.

      – Да уж. Абсурда у нас предостаточно.

      …Когда мы возвращаемся в тепло комнаты, ты садишься на диван и сразу протягиваешь раскрытую ладонь.

      – Кружку.

      Подаю кружку; на секунду прижимаюсь лбом к костяшкам твоих пальцев. Жаль, что ты не носишь перстень, как глава какого-нибудь тайного ордена, – в такие мгновения я целовала бы его.

      – На колени.

      Ночь уже близится к утру, но мы оба не можем закончить эту историю. Да и есть ли вообще у неё конец?..

      Снова и снова, во все века и во всех вселенных: