Бог бабочек. Юлия Пушкарева

радостно плачу. Небо бесится в огненных клеточках молний, меняясь местами с землёй. Однажды больно попадаешь по скуле – прямо в кость; прикусываю щёку изнутри, чтобы не закричать. Твоё лицо мерцает, ускользая от меня – мы вместе падаем в реку времени.

      («…Ты недостойна меня».

      «…Хочу делать тебе больно».

      «…Каково это: любить человека, который не хочет существовать?»

      «…Она меня чувствует, а ты нет».

      «…Хочешь, позову её сейчас и трахну – лишь бы никогда больше тебя не видеть?!»

      «…Как же ты меня заебала!.. Давала всем подряд, как шлюха, как только я перестал общаться с тобой!»

      «…Ты всё равно сюда не приедешь».

      «…Я люблю тебя вопреки»).

      «Я люблю тебя».

      Нет. Такого я никогда от тебя не слышала.

      Или?..

      – Пульт.

      Мир озаряется новым светом. Лицо горит и ноет; забираюсь к тебе на колени, прижимаюсь грудью к груди. Обнимаешь меня за талию, гладишь; жадно впиваюсь пальцами в твои плечи. Меня так колотит, что трудно сидеть. Мы полностью одеты, но происходит что-то смелее, запретнее, божественнее самого разнузданного секса. Ты словно пишешь по мне, окуная пальцы в чернила.

      Гладишь сильнее, чувствуя мою дрожь.

      – Ну, чего ты, глупенькая?.. Испугалась?

      Трясу головой. Слёзы капают с моего подбородка тебе на футболку и шею; ловишь на кончик пальца одну из них, как дождинку. Улыбаешься – лучисто и мягко, будто пощёчины привиделись мне в бреду.

      – Ты молодец… Я тобой доволен. – (Гортанный бархат твоего голоса окутывает теплом. Гладишь меня по щекам, бёдрам, спине, притягиваешь к себе вплотную. Чувствую тебя всем телом; всхлипываю, блаженно закрывая глаза. Я по-прежнему жажду тебя, но уже обессилена. Слишком много для жалкой смертной; слишком близко к огню для бабочки). – Покорность должна вознаграждаться… Ну-ну, не плачь! Хорошая девочка. Как тебя поощрить? – (Утерев мне слёзы, заглядываешь в лицо. Смотришь с умилённым, смешливым сочувствием – как на ребёнка, которому пригрозили, что ёлки на Новый год не будет, а он – глупышка – поверил). – Проси, чего желаешь. Ты заслуживаешь этого.

      – Мой господин, я…

      – Проси! Это приказ.

      Гипнотические, вкрадчивые волны твоего голоса вновь сменяет сухая непреклонность. Сглатываю слюну.

      Я прекрасно знаю, чего хочу, но – можно ли так дерзить? Рискованно. Часто ты не воспринимаешь всерьёз эти чувственные мелочи. Можешь посмеяться надо мной, или сказать, что я ханжа, или обвинить в неуважении…

      Смотрю на твои приоткрытые губы.

      К чёрту.

      – Пожалуйста, поцелуй меня.

      Улыбаешься. Твои зрачки расширяются – тьма подступает к лесу.

      – Куда?

      – В шею… – перевожу дыхание. – Поцелуй, а потом укуси.

      Мурашки от твоего выдоха щекочут мне шею и мочку уха. Хочется видеть, но ещё больше – ощущать; выбрать трудно – но всё-таки я выбираю второе. Откидываю назад голову и закрываю глаза.

      – Сюда?

      Мычу что-то невнятное. Ты целуешь меня – так влажно, тонко и горячо; проходишься раскалённой иглой и шёлком. Кончиком