Автобиография. Марк Твен

звездой или другим орнаментальным узором в центре, напоминающим причудливые мраморные инкрустации. По краю пола, вокруг всей комнаты проходит полоса под красный гранит, внешний край которой окаймлен шестидюймовой полоской, имитирующей ляпис-лазурь. Иногда весь пол выполнен под красный гранит, тогда в качестве окаймляющей полосы используется серый. В доме множество окон и масса солнца и света, полы гладкие и полны отблесков, каждый в своем роде представляет зеркало, мягко отображающее все предметы и отдаленно напоминающее лесные озера.

      На первом этаже находится крохотная часовня со скамьями для десяти или двенадцати человек, и над маленьким алтарем висит старинная масляная живопись, которая кажется мне столь же прекрасной и богатой по цветовой гамме, как и произведения старых мастеров – те, что висят внизу, в городе, в галереях Питти и Уффици – как, например, Боттичелли. Жаль, что у меня нет времени сделать несколько комментариев по поводу Боттичелли – чье настоящее имя было, возможно, Смит.

      Любопытной чертой дома является салон-гостиная. Это огромное и величественное пустое пространство, занимающее весь центр дома, вся остальная часть здания выстроена вокруг него; оно простирается сквозь оба этажа, и его крыша выступает на несколько футов над остальной частью здания. Это пустое пространство очень выразительно. Вид его громады поражает вас в тот самый миг, как вы туда входите, и заставляет обводить взглядом его ширь и высоту. Я много раз пытался подобрать ему название: каток, пещера мамонта, Великая Сахара и т. д., – но ни одно в точности не подходит. Вдоль стен расставлено пять оттоманок, их там почти или совсем не заметно, хотя их суммарная длина составляет пятьдесят семь футов. Фортепьяно в этом помещении совсем теряется. Мы пытались уменьшить ощущение необитаемости столами и другими предметами, но они лишь приобретают жалкий вид и не помогают делу. Что бы ни стояло и ни двигалось под этим вздымающимся расписанным сводом, преуменьшается.

      Над шестью дверями расположены огромные лепные медальоны, которые поддерживаются колоссальными гипсовыми фигурами красивых обнаженных юношей, а в этих медальонах находятся лепные портреты-горельефы каких-то важных и представительных мужчин в пышных официальных костюмах давно ушедших эпох – это флорентийские сенаторы и судьи, давние здешние жители и владельцы поместья. Возле одного из них дата – 1305. Это человек средних лет, судья, юношей он мог знать тех самых творцов итальянского искусства, мог прогуливаться и беседовать с Данте, и, быть может, так и делал. Дата возле второго – 1343. Стало быть, он мог знать Боккаччо и проводить послеполуденный досуг во Фьезоле, глядя сверху на охваченную чумой Флоренцию и слушая непристойные байки, – что тоже, вполне вероятно, и делал. Еще около одного значится дата 1463 – он мог быть знаком с Колумбом и, конечно же, знал Лоренцо Великолепного. Все они Черретани – или Черретани-Твены, если можно так выразиться, – я принял себя в их клан по причине