Интимный портрет дождя. Ольга Александровна Коренева

сказал:

      – Ну не-ет, этот разворошит муравейник!

      Мне показались его слова забавными. Я не поверила, но фразу запомнила. И действительно ведь, разворошил…

      В то время у меня было много друзей-приятелей – художников, поэтов, музыкантов. Одним из близких друзей (в смысле, мы близко жили, в соседних подъездах) был интереснейший человек и удивительный художник Алексей Матросов (в дальнейшем он пережил страшную трагедию, впал в нищету, как и большинство талантливых личностей в нашу новую эпоху, и жил где-то в деревне. Потом уехал в Бельгию). Жена его, Татьяна Ларина, красивая, худенькая, обаятельная, работала тогда на Гостелерадио. Я часто заходила к ним посмотреть новые картины и послушать забавные истории. Алеша читал наизусть стихи классиков, пел арии из любимых опер, рассказывал смешные байки про знаменитостей. Он открыл для меня мир японской поэзии и подарил редчайшую по тем временам книгу – сборник стихов Ли Бо. У них на двоих с другом-скульптором была мастерская на Арбате, мы там изредка пили настоящий турецкий кофе и смотрели эскизы, иногда Алеша советовался со мной. Как-то я рассказала ему смешную историю про своего приятеля поэта Леню К., но байка эта его, почему-то, опечалила. Просто был такой случай на дне рожденья Лени, который все пересказывали как хохму. Там у него собралась большая поэтическая тусовка, все набились в маленькую квартирку, ребята перепились, а лучший друг сожрал живьем его аквариумных рыбок, а потом Леня рыдал над аквариумом с плавающими останками (плавниками и хвостами) и говорил, что это слопали его детей. Через какое-то время после того случая мы сидели в ЦДЛ за столиком Миши Михалкова (младшего брата знаменитого Сергея Михалкова. Он любил молодежь, был свойский такой, несмотря на солидный возраст, и мы называли его по-свойски, Мишей. Но не всем это было дозволено. Я с ним общалась на «ты». Он был ко мне неравнодушен, настойчиво и безуспешно пытался пригласить в гости, но я не о том), и кто-то рассказал про эту выходку поэта N у Лени. А этот друг сидел как раз с очень красивой девушкой в углу и охмурял ее. И вот Миша пригласил сию парочку за свой столик и строго так спросил у N:

      – Ты зачем это на дне рожденья Леонида съел его детей, как ты мог, он же твой товарищ?

      – Я… ну… так вышло, – растерянно забормотал N, – сильно выпил, понимаете, закуска кончилась, а они, ну эти, дети, в аквариуме плавали, ну я их вилкой и того, понимаете…

      Красивая спутница N аж «с лица сбледнула», в глазах – ужас. Она спросила у всех по очереди, правда ли это, потом расплакалась и убежала.

      – Смотри, каннибал, твоя птичка упорхнула, – сказал кто-то под взрыв всеобщего хохота.

      А потом с Леней приключилась совсем невероятная штука. Случилось это в начале 90-х, при Ельцине, в самый разгул бардака в стране, когда бродили всяческие настроения, и я пересказываю дословно, без авторских ремарок, чтоб передать дух времени. Первую часть истории я услышала от самого Лени, и не поверила, вторую – потом уже, много позже, от подружки банкира, с которой познакомились наши собаки на выгуле и на время сдружили нас. Все