Легенда Арагона. Елена Свиридова

их – что они сами-то умеют делать?

      Он говорил сумрачно, словно самому себе, не замечая присутствия сеньориты.

      – Как тебя зовут? – спросила девушка.

      Горшечник промолчал.

      – Это Муньо, – прошептала ей на ухо Маура. – Он такой злой! Пойдёмте, сеньорита, я Вас очень прошу! Все уже ушли!

      – У тебя какие-то неприятности, Муньо? – снова обратилась Алетея Долорес к мрачному горшечнику.

      – Неприятности?! – вдруг воскликнул Муньо и резко бросил работу, зло пнув ногой всё ещё вертящийся вместе с оставленным горшком круг. – По-Вашему, сеньорита, потерять сына – это неприятности?!

      – Муньо, ты сошёл с ума!

      – Сколько лет твердит одно и то же! Будто у него и был один Рамон. Уже семь лет, как растёт Рамиро…

      – Зачем мне Рамиро! – перебил горшечник. – Он только и делает, что крутится возле юбки матери. Я стыжусь Рамиро – он поварёнок. А вот Рамон…

      – Твой Рамон – пусть земля ему будет пухом – хоть и вертел гончарный круг, но был таким же занудой, как ты. Бог не зря его прибрал.

      – Ублюдки! Ненавижу! Всех ненавижу! И Вас, сеньорита, и Вашего отца, и этих придурков в глине…

      – Замолчи, пока не поздно! – гончары оставили работу и начали собираться вокруг, будто готовились защитить юную хозяйку от нападок ненавистного всем им горшечника.

      – Закройте свои собачьи пасти! – закричал в ответ Муньо. – Пусть наша уважаемая сеньорита знает, что её отец когда-то спрятался за спину моего сына!

      – Да ты и впрямь лишился рассудка из-за своей злобы, – схватил его за воротник, поднял и бросил на место пожилой гончар. – Ведь мы даже у Хорхе спрашивали, как погиб твой сын. Сеньора де Ла Роса и близко там не было, он в это время лежал раненный в походной палатке.

      – Вот, вот! «Раненный!» – в бешенстве передразнил Муньо. – Почему не убитый?! А? Я вас спрашиваю! И Вас, сеньорита! Почему был убит не Ваш отец, а мой сын?!

      – На всё воля Божия, – с участием ответила Алетея Долорес, но горшечник продолжал надвигаться на неё. Она близко увидела разъярённое, перекошенное злобой лицо и невольно испугалась странного блеска ничего не выражающих, словно остекленевших, выпученных глаз.

      В следующую минуту кто-то сбил Муньо с ног, и он, упав, завяз руками в корыте с мокрой глиной.

      – Зачем вы так с ним! – воскликнула Алетея Долорес. – Он, кажется, болен…

      – Простите, сеньорита, – хмуро ответил ударивший Муньо гончар. – От него можно ожидать всякого… Мы испугались за Вас…

      Вконец расстроенная, Алетея Долорес вышла из мастерской и в тревоге сказала Мауре:

      – Пойди сейчас к сеньору Амадэо, пусть он немедленно осмотрит этого горшечника. Неужели люди не видят, что он безумен и что ему нужно помочь?

      – Ах, сеньорита! Сколько я знаю Муньо, он злобен, как пёс, вот и всё его безумие, – возразила Маура.

      – Но я попросила тебя! – воскликнула Алетея Долорес. – С каких пор ты начала спорить?

      – Простите,