Лицемер. Александр Валентинович Куревин

с большим прибором», – вспомнилась расхожая шутка.

      С тех пор мы с Гантауровым как бы подружились. Теперь, когда Гора со товарищи вошел в класс, я вдруг вспомнил, что в ту ночь, когда я выходил за пределы части, именно Гора дежурил на КПП, и с ним еще какой-то худосочный горняк, забившийся в угол, точно больной воробей. Вероятно, когда в родном Донбассе его друганы выдавали на гора по вагону угля, он – лишь маленькую тележку…

      – Я табачком угощу! – резко поднялся я с места, удивив всех готовностью быть ошакаленным, – Пойдем, покурим, Эдик!

      Гантауров как будто догадался, в чем мой интерес, и в курилке заговорил первым:

      – Прокурорские пытали, как Шляхов в шинок ходил, – сказал он мне. – Но ты, Борода, не боись, тебя не сдали. Женька Атаманов сказал, все будем на Шляхова вешать, тому уже по барабану.

      – Да, да… – согласился я, вздохнув.

      – Только они, кажется, с наших ответов сделали вывод, что брешем со Стручком, – продолжил Гора. Я догадался, что «Стручок» это тот «воробей». Стало ясно, отчего следователь взялся не за нас с Кисой, а за кладовщика. Поговорив с дежурными по КПП, он сделал вывод, что те чего-то темнят, стало быть, в шинок Шляхов и не ходил, быть может… Следуя такой логике, следак должен искать, кто же Шляхова у нас напоил, а сам при этом не попробовал? Что это за трезвенник? И где этот «тамада» взял метанол, если на складе учебки яд не числится? В посылке прислали? «Мама, пришли мне, пожалуйста, метилового спирта. Сержанта извести хочу. Плохой»?..

      Шутки шутками, а на другой день следователь действительно стал выяснять, кто мог иметь зуб на сержанта Шляхова. Поискал бы лучше того, кто не мог? Тот же Киса из-за морзянки. Конечно, мелко это… Или Суслик, которого Шляхов тренировал выполнять подъем-отбой за сорок пять секунд после отбоя чуть ли не каждый вечер, а прыти у того все не прибавлялось. Шляхов же относился к тому, что у кого-то из его бойцов что-то не получается как к личному оскорблению. И потихоньку распускал руки. У Суслика «фанера» – грудная клетка – уже вся синяя сделалась от его «прозвонов»…

      Когда разбирали-собирали «конструктор Калашникова» – любимую игрушку в «детском саду для детей с большим прибором» – Суслик под взглядом Шляхова боялся перепутать порядок установки деталей и от этого, конечно же, путал. Шляхов пока молчал, но видно было – готов взорваться. Бочков не выдержал, вырвал у Суслика из рук деталь, воскликнув: «Да не эту! Вот эту надо сначала!» – и посмотрел на Шляхова, ожидая одобрения. Одобрение он получил от меня:

      – Смотри-ка, у сержанта заместитель подрастает, – сказал я Сереге. Бочков зыркнул на меня глазами. Хуже то, что и Шляхов услышал.

      – Это кто такой умный?

      Повисла тишина. В традициях у сержантов было добиваться ответа.

      –А ну, строиться!

      Мы встали в шеренгу.

      – Я спрашиваю, кто сказал?

      – Я не хотел вас обидеть, товарищ сержант, – достаточно громко, спокойно проговорил я.

      – Фамилия?

      – Рядовой Смелков.

      – Выйти из строя!

      – Есть! – Я сделал два шага вперед, развернулся