Лицемер. Александр Валентинович Куревин

что лицо царапала грубая мешковина, которую стаскивали с моей головы. Я глотнул свежего воздуха.

      – Олег! Ты живой? – услышал голос Перепелкина. Точно, он же должен меня сменить.

      – Вроде бы, – ответил я.

      – Фу! Я уж подумал, тебя тоже…

      – Что «тоже»?

      – Не знаю! Отравили, застрелили….

      В этот момент я подумал, что Серега прав. Шляхова, девочек, именно отравили, а Рому застрелили, потому что он поехал к девочкам разбираться. Чем не версия? Правда, никто не знал, кроме меня, что он поехал к ним… Или кто-то знал?

      Я резко встал на ноги, однако мотнуло в сторону, Серега еле поймал.

      – Тихо, тихо, – прошептал он, придерживая меня под локоть. – Пойдем-ка, дойдем до больнички. Сможешь?

      – Я еще не то смогу! – пообещал я с угрозой в адрес неведомых злодеев. Впрочем, не такие уж они неведомые. Кто у нас не марширует на плацу, имеет возможность ходить в берцах? Например, кладовщик Али-Баба. Задушу козла его же шнурком, – решил я, – вот только оклемаюсь маленько!

      Климов, единственный в данный момент хозяин лазарета, помнил, как недавно я привел к нему побитого бойца. Теперь самого привели. Фельдшер усмехнулся, тщательно скрывая сочувствие. «Допрыгался!» – вот что означала его усмешка.

      – Чего смотришь? – наехал на него неожиданно Серега. – Видишь, человек на ногах еле стоит? Койку давай!

      Климов растерялся. Единственное, до чего додумался, проводив жертву избиения до кушетки, это принести таблетку анальгина.

      – А спирта нет? – спросил я его.

      – Самому мало, – нашелся он. И предложил:

      – Если стучать не собираешься, сам придумай, с чем лег. Я в журнале должен буду записать.

      Серега, не спросив меня, привел Рубликова. Я сморщился при виде сержанта, с укором глянув на друга.

      – Смелков, ты чего? Кто тебя? – испуганно залепетал Рубликов, присев на табурет рядом со мной. Все-таки я был солдатом его взвода.

      – Ничего, товарищ сержант. Об колесо запнулся.

      – Хочешь молчать? Молодец. Но, мне-то скажи!

      – Оно вам надо, товарищ сержант? – Тонко улыбнулся я. Рубликов оценил. Спал наш сержант, видно, хорошо, судя по розовым щекам и отсутствию синяков под глазами, и вряд ли хотел, чтобы его сон сделался менее крепким от того, что станет больше знать…

      – Ну, поправляйся, – Рубликов поднялся с табурета. – Перепелкин, давай на пост.

      На огонек к Климову заглянул Поваренок. Видать, спиртяжки халявного захотелось. Печальный опыт Шляхова ничему его не научил. Я, не отойдя еще от полученной взбучки, не спал и прислушивался, о чем они говорили за дверью Роминого кабинета. Интересовало, мог ли в принципе кто-то подслушать наш последний с Ромой разговор? Нет, звукоизоляция в Ромином кабинете была хорошая. Я слышал только неясное гудение, слов было не разобрать.

      Всю ночь в лазарете, в углу, дрались и пищали крысы, и матерился один хохол, – крысы затеяли свару под его кроватью. Мне тоже не