Занятие для идиотов. Святослав Тараховский

на прощание, в прихожей, порывисто обняв сына, прижавшись к нему седой головой, Василиса Олеговна сказала простые, подзабытые в пошлом обиходе слова:

      – Сын, будь честным, будь резким, прямым и открытым, и все будет хорошо.

      – Обещаю, – сказал Натапов. – Буду.

      По лестнице спускались молча.

      – У тебя прекрасная мать, – сказала Наташа.

      – Матери все прекрасные, – ответил Натапов, и психолог Наташа, которая выросла с отцом и имела несколько иное мнение на этот счет, благоразумно промолчала.

      Пятнадцатого в пик лета и жары, осужденный в костюме и при галстуке на удушье и пот он торжественно – на троллейбусе, далее пешком – прибыл к кубу Дома кино, что на Васильевской улице. На входе назвался охраннику в черном, и тот, как добрый волшебник, голосом и жестом объяснил, что для награждения следует вознестись на второй этаж, в Белый зал.

      Белый зал Дома кино давно стал залом вторым, не главным, и вход с него был устроен с бокового переулка. Когда-то он был единственным и неповторимым, в нем блистали имена и выстреливали всесоюзные премьеры, ныне помутнела бронза его светильников, посерели бывшие прежде белыми стены; ныне в нем проводились лишь повторные кинопоказы для ветеранов – современников канувшей эпохи, неглавные юбилеи, рядовые чествования, прочая бытовая киношная мелочь.

      Ничего этого Натапов не ведал. С дрожью в коленках переступил он порог заведения, в котором еще не умерло, еще дышало Кино. Озираясь, поднялся по лестнице, покрытой ковровой дорожкой, изрядно потертой, но все же ковровой, той, что еще помнила другие шаги, другие ботинки и другие туфли на шпильках. Классики, глядевшие на него с фотографий на стенах, требовали узнавания, взывали к почтению и благодарности; он узнавал их, почти всех, он помнил их фильмы, он их благодарил. «Мать моя, – спрашивал он себя, – неужели я допущен и посвящен, неужели принят и признан равным? Неужели отныне этот Дом – мой?»

      К его удивлению, народу в зале собралось на треть. Он мгновенно сообразил, что в креслах располагались такие же, как он, лауреаты, их коллеги, друзья, знакомые, родственники и охочие до любого мероприятия седовласые пенсионеры; все, более никого. «Где же публика, суки, где пресса, радио, телевидение, продюсеры, провайдеры, блогеры? – весело-нервно поинтересовался у самого себя Натапов. – Почему не обеспечено всемирно-историческое значение события? Никому разве это не интересно? Значит, не интересно», – ответил себе Натапов, и ему стало чуть спокойней.