Меченый верзила заглянул в камеру.
– Давай, выноси дохлятину и скидывай под обрыв. Дело знакомое. Недолго ты с новым дружком похороводился!
– Я астариец! – сбивчиво забормотал Иван, заметив нехороший блеск в его чёрных глазах. И то, как старательно верзила выдерживает дистанцию, не опуская автомат.
– Я для вас неопасен! Я не могу заразиться, нам прививки специальные ставят. А иначе стал бы я с больным разговаривать! Ну что я, идиот, что ли?
Вытянул перед собой руки, совершенно не понимая, что этот жест должен означать и в чём убедить.
– Я дорого стою! Но живой! Астара за меня хорошо заплатит. Не надо меня убивать!
Иван отчаянно надеялся, что верзила понимает его слова – неряшливые, бессвязные, сдобренные кровью из открывшихся трещин на губах. И с облегчением заметил, как уходит смертельная отрешённость из глаз огромного бойца. Кажется, в Иване он вновь увидел человека. И, самое главное – человека полезного.
– Это, значит, на продажу тебя жмуры утренние готовили? Ладно, – он забросил автомат за спину и Иван непроизвольно выдохнул. Поживём ещё…
– Но дохлятину всё равно тебе выбрасывать, раз уж ты такой привитый. А потом в отдельной камере посидишь. И так из-за тебя хорошего раба грохнуть пришлось. Убыток. А сколько за тебя взять можно – поди разбери, пока что… Кстати, меня Меченым кличут. Теперь мой отряд за тобой присматривать будет. Цени!
Глава 6
Ровно через три дня, как и предписывают осторожным людям правила карантина, отряд Меченого отправился в путь. Вытянулся короткой кишкой из ворот перевалочной базы и минут через двадцать растворился в лесу. Словно и не появлялся тут никогда. Лишь ветерок утренний, да пение бодрых пташек, на лугу остались.
Теперь вожак убедился, что Иван действительно заразу не подхватил и к продаже готов. Всё это время пленник сидел один в каменном закутке, с открытым небом над головой, аккуратно расчерченным на квадратики железной решёткой. Совсем плохо стало на вторую ночь, когда взялся надоедливо моросить мерзкий, совершенно осенний, дождь. А уж когда пришло стылое утро, Ивана затрясло так, что лязгом зубов, кажется, часового на вышке вспугнул. Тело колотило бесконтрольно и неудержимо, мясо от костей вибрацией точно отшибло. От каменных стен тянуло могильным холодом и тошнотворным запахом перепрелого, заживо гниющего мха, что прижился в пазах аляповатой кладки. А днем, когда солнышко разошлось припекать, в каменном мешке сгустилась вязкая, влажная духота, вонявшая всем тем, что годами впитывалось в стены, пол, и особенно – в бетонный, выщербленный жёлоб. Чтобы не задохнуться, Иван, время от времени, подпрыгивал, цеплялся за ржавые