Это не кино, или Вторник моей жизни. Рина Нарская

сшедший, не видя ничего перед собственным носом. А когда силы наконец иссякли, просто рухнул, как подкошенный, в мокрую листву – и выключился.

      Воровать мне раньше не приходилось. Голодать – да, но не воровать. Вообще, мама меня нормально воспитывала, как всех порядочных людей воспитывают: старших уважать, младших не обижать, курить и пить вредно для здоровья. Про воровство разговора не было, но я и сам про всё такое в курсе.

      Очнулся я довольно быстро, по крайней мере, мне так показалось. Первое, что услышал – это рокот машин. Приподнял голову с сырой земли и пригляделся – в этом микрорайоне я бывал от силы пару раз, и то, давно, и с родителями. Здесь по одну сторону дороги военный городок, а по другую – частный сектор, а до парка, откуда я стартанул, где-то километра четыре.

      Я встал, отряхнулся и огляделся по сторонам. Хорошо, сейчас смеркается рано, и никто меня не засёк. Выбрался из кювета на тротуар и ещё раз окинул себя придирчивым взглядом… Вроде бы на бомжа не похож. Одежда хоть и влажная, но не успела перепачкаться сильно, только на куртке, возле кармана, большое жирное пятно. Но если не присматриваться – не заметно.

      Почему-то сейчас мне стало просто жутко стыдно. Я достал из этого испачканного кармана свою добычу – большой тёплый беляш, что урвал с одного из раскинутых по случаю дня города шатров со всякой «быстрой» едой. Посмотрел на него презрительно, будто бы этот беляш сам по себе виноват в чём-то, и хотел уже выбросить в урну, но голод дал о себе знать протяжным стоном желудка.

      Рот наполнился слюной, и я вгрызся в пресное масляное тесто так, точно это самое вкусное блюдо во всей вселенной. Начинки оказалось совсем мало, а ещё там было столько лука, что меня едва не вывернуло наизнанку, но я всё равно всё съел до последнего кусочка.

      Голод не тётка… Интересно, какое там продолжение у этой поговорки?..

      Я двинулся вперёд. Справа замелькали кусты, слева – проезжающие мимо машины. Порывы ветра то и дело срывали листву с деревьев и забирались за шиворот, разбегаясь мурашками по спине. Я не знаю, сколько я шёл, но наверное очень долго, потому что успел сгуститься туман, и в конце концов стало так темно, что мне начинало казаться, что я ослеп. От отчаяния спасали лишь редкие фонарные столбы и вспышки фар случайных автомобилей.

      Но как только лесополоса, отделяющая город от ближайших садовых товариществ, наконец закончилась, и впереди показались хоть и тусклые, но всё же огни, я вздохнул с облегчением. Теперь-то точно не пропаду. По крайней мере, не сегодня…

      Первый раз я сбежал из дома четыре года назад. Пару ночей переконтовался в подвале и вернулся. Если б не вернулся – меня бы, наверное, вообще уже не было, потому что я тогда умудрился воспаление лёгких подхватить. Ещё подумал, помню, что убегать из дома нужно обязательно в тёплое время года, когда на улице, если припрёт, ещё можно переночевать. А тогда конец октября был, прямо как сейчас, самая грязь и слякоть. Ночи уже холодные, и трубы в подвале не греют…

      Самое неприятное – это мне потом уколы кололи. Вообще тоска смертная. Сто раз обо всём пожалел. Да и повода, если разобраться, такого уж прям не было. Подумаешь – батя поколотил… Столько мне от него доставалось, причём, и до, и после.

      Сейчас мне уже кажется, что это вообще была глупость полнейшая. Вот второй раз – да, такого бы я и теперь не потерпел.

      Мне тринадцать исполнилось… Мама что-то в больнице опять лежала. И недели две мы с батей один на один… Он бухал, как обычно, но поначалу меня не трогал. Нажрётся – и в люлю, проснётся – бухает дальше. Только командовал: то пожрать ему принеси, то в магаз сгоняй за пивасом, то на мусорку… то обратно в магаз… А потом я что-то сделал не то, как ему показалось, хотя, на самом деле, это он не то сделал…

      Я, короче, курицу в раковину выложил размораживать, ушёл в школу, а когда вернулся, оказалось, что батя воду зачем-то включил. Так она из крана и хлестала, пока соседи снизу не прибежали ругаться. Только батя всех собак спустил на меня. Типа, это мы с курицей виноваты, хотя я уверен, что кран не я отвинчивал. Но ему же не докажешь! Ему же с бодуна пришлось воду с пола чуть ли не ковшиком черпать! В общем, отфигачил он меня сначала ремнём своим армейским, с бляхой… По лицу попал – у меня шрам теперь над губой… А потом ещё эту несчастную курицу стал в меня пихать насильно, чтоб я жрал, прям руками. Ломал её, рвал и в рот мне засовывал.

      Тут я и не вытерпел, кое-как вырвался, наспех кроссовки натянул – и пулей из квартиры. Думал, точно никогда не вернусь.

      Но потом маму пожалел. И в тот день, когда она из больницы должна была выписываться, встретил её, с сумками помог – отцу же некогда. Вместе домой пришли, батя как раз в рейс собирался. Так об этом моём трёхдневном побеге она и не узнала.

      Это, кстати, тоже был октябрь.

      Для кого-то, может, и дико, но я-то знаю, что многие мои знакомые примерно так живут. Нет, не у всех, конечно, отцы по-чёрному бухают и на близких рукопашку отрабатывают. Я имею в виду, что какая-нибудь задница почти у каждого.

      Например, одноклассник мой, Витя Сидоров – у него вообще мать сумасшедшая. Все об этом в курсе, но никто особо не парится.

      Она