Перстень Рыболова. Анна Сеничева

и плыла, а в ней пробегало что-то, появлялись и исчезали синеватые тени, и всё стенал, вздыхал кто-то неприкаянный.

      Неожиданно рядом прозвучал голос – серый, как всё вокруг, бесцветный, лишенный всякого выражения. Голос произнес несколько слов на чужом языке и смолк.

      – Слышал? Это был великий воитель! – сказал Нений. – Когда народ, обитавший в здешних горах, поднял мятеж против Асфалина, он стер его с лица земли. Их гробницы разобрали по камням и перевезли сюда. Вот и они…

      Над улицами темной громадой нависало что-то многоглавое и ребристое, уходившее вершинами в туманную серь.

      – Ни одного камня не осталось от тех гробниц, из них возведен этот замок! На костях его и заложили. Был обычай – исчезнут с земли гробницы и кости, исчезнет народ. Даже памяти не останется. – Нений, прищурив глаза, любовался черным исполином. – Я был совсем молод тогда…

      Асфалин раскрывался, как анфилада пустынных залов. Мертвенная дымка рассеивалась, открывая то арку, оплетенную сухим плющом, то огромные ворота, то башню. Нений помнил каждый камень. А там, где память его истончалась, подсказывал Город. И любая мелькнувшая тень, развалина, почерневшая рука статуи, выступавшая из тумана, хранила память о неслыханном зле. Смерть, кругом была одна смерть. Сколько крови выпил этот Город…

      Флойбек проснулся под утро оттого, что порывом ветра настежь распахнуло окно. Ставня, дребезжа, билась о стену, и в хибарку влетали брызги. Мальчик выбрался из-под покрывала и, стуча зубами от холода, затворил окно. Постоял, прислушиваясь к дыханию моря, и снова улегся, потеснив Сгарди.

      Из-под ставен сочился бледный свет нарождающегося утра. И в этом неверном свете тускло поблескивали белки открытых глаз Арвельда, устремленных в потолок.

      – Ты-то что не спишь? – тихо спросил Флойбек. Сгарди не отвечал.– Эй, будет шутки шутить, – он потряс Арвельда.

      – Чего раскричался? – прошептал с лавки Гессен. – Всех перебудишь!

      – А тебе лишь бы дрыхнуть! – тоже шепотом отрезал Флойбек. – Глянул бы, что делается!

      Гессен повернулся на своей лавке, посмотрел на них.

      – Арвельд…

      – А если он…

      Гессен прижал жилку на шее.

      – Нет, жив – сердце бьется. Не трогай, хуже сделаешь. – Гессен присел на край лежанки, растирая глаза. – Погоди, посмотрим, что дальше будет…

      На краю Леса, где колоколом било-звучало море, срослись дуб и башня. Черный камень, осклизлый от вечных туманов, источен был окнами-дуплами, забранными ржавой паутиной решеток. Желудь фонаря висел над дверным проемом на длинных цепях.

      – Мы пришли, – Нений проплыл в ворота башни. – Здесь хранилось величайшее сокровище Города. Бесценное сокровище. Оно и доныне тут, только мне не достать… – голос Нения становился похож на тот, что слышался у моста – бесцветный, неживой. – Страшная гроза пронеслась когда-то в этих краях, жуткая гроза, о которой сложили легенды.