О всех созданиях – мудрых и удивительных. Джеймс Хэрриот

К тому же не так уж часто нас предупреждают, что корова склонна брыкаться. Однажды корова лягнула меня так, что я отлетел к противоположной стене, а фермер сказал только: «Уж такая у нее привычка».

      Да, хорошо, когда тебя предупредили! Я опоясал корову веревкой перед выменем и туго затянул скользящую петлю. Точно так, как нас учили в колледже. Она была рыжей, шортгорнской породы, с косматой головой и, когда я нагнулся, поглядела на меня с задумчивым интересом.

      – Ничего-ничего, милуша, – сказал я ласково, подлез под нее и осторожно потянул сосок. Брызнула струйка-другая, и что-то закупорило канал. А, вот она! Довольно-таки большая, но движется свободно. Можно будет выдавить наружу, не разрезая замыкающую мышцу.

      Я взялся за сосок покрепче, потянул посильнее, и тотчас раздвоенное копыто ударило меня по колену, как развернувшаяся стальная пружина. Коленная чашечка не приспособлена для того, чтобы ее лягали, и несколько минут я прыгал по коровнику, шепотом ругаясь на чем свет стоит.

      Старый фермер виновато ходил за мной.

      – Вы уж простите, мистер Хэрриот. Такой у нее подлый нрав. Дайте-ка лучше мне…

      Я предостерегающе поднял ладонь.

      – Нет, мистер Стоукилл! Я уже надел на нее веревку. Просто затянул недостаточно туго.

      Я подковылял к корове, распустил узел, а потом налег на веревку с такой силой, что у меня потемнело в глазах. Когда я кончил, живот у нее приподнялся и она обзавелась талией, словно затянутая в рюмочку модница былых времен.

      – Тут уж ты не попляшешь! – буркнул я и снова нагнулся к вымени.

      Раза два брызнуло молоко, затем помеха снова закупорила выход, и в отверстии показалось что-то беловато-розовое. Еще чуть-чуть нажать, и я выковыряю его иглой от шприца, которую держал наготове. Я вздохнул всей грудью и нажал.

      На этот раз копыто впечаталось в лодыжку. Ей уже не удалось поднять его повыше, но боль была такой же отчаянной. Я сел на табуретку для доения, засучил штанину и поглядел на лоскуток кожи, который свисал, точно флажок, у конца длинной ссадины, оставленной копытом.

      – Да хватит с вас, молодой человек! – Мистер Стоукилл снял с коровы веревку и сочувственно поглядел на меня. – Обычным манером с ней не совладать. Я же ее дважды в день дою, так уж знаю.

      Он принес засаленный плужный ремень, несомненно бывший в частом употреблении, и затянул его на заплюсневом суставе неугомонной коровы. На другом конце ремня был крюк, и старик зацепил его за кольцо, ввинченное в стену. Ремень туго натянулся, сдвинув ногу чуть-чуть назад.

      Старик кивнул:

      – Вот теперь попробуйте.

      Отдавшись на волю судьбы, я снова ухватил сосок. Но корова словно бы поняла, что проиграла, и ни разу даже не пошевельнулась, пока я выдавливал и выковыривал «горошину», которая оказалась молочным камнем. Стояла как миленькая и ничего не могла поделать!

      – Спасибо, молодой человек, спасибо вам! – сказал старик. – Какой увесистый! Он мне сильно мешал. А главное, не разобрать было, что это такое. – Он поднял палец. – И последняя для вас работенка. Телушка.