Семь раз отмерь. Джеймс Чейз

по Европе. Он осточертел обоим коллегам, однако то был момент его триумфа, и никто из них был не в силах его заткнуть. В конце концов Биглер предложил ему поехать домой, а они уж сами справятся с возможными преступлениями, но, если случится что-то важное, его вызовут.

      – Привет, детка! – проорал Лепски. – Я дома! Что у нас на ужин?

      Кэрролл лежала на диванчике, сбросив туфли и закрыв глаза.

      – Тебе обязательно кричать? – жалобно спросила она. – Я совсем без сил.

      Лепски вытаращился на нее:

      – Ты что, трусцой весь день бегала?

      Обычно в этот час Кэрролл суетилась в кухне, готовя ужин. И Лепски испытал потрясение, увидев ее лежащей на диванчике, в прострации.

      – Лепски, бывают моменты, когда мне кажется, что ты тупица, – колко произнесла Кэрролл. – Я организовывала наш отпуск и, позволь заметить, провела за этим занятием целый день.

      – Ага, молодец. Что на ужин?

      Кэрролл сверкнула глазами:

      – Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме еды?

      Лепски осклабился:

      – Ну, есть еще кое-что, детка, но ты ведь, как обычно, скажешь: не сейчас, позже. Так что на ужин?

      – Понятия не имею. Я весь день провела в «Американ экспресс», и я устала.

      Лепски поглядел на жену, а затем, распознав определенные признаки, решил, что ситуация требует мягкого и деликатного подхода.

      – Бедная крошка. Весь день, значит? И как все прошло? Что тебе удалось сделать?

      – У Миранды были свои идеи, а у меня свои! – воскликнула Кэрролл. – Мне никак не удавалось вбить в ее бестолковую голову, что мы хотим путешествовать первым классом. Она все твердила и твердила мне о чартерных рейсах.

      – Ради бога, а чем плохи чартерные рейсы?

      – Лепски! Это будет всем отпускам отпуск! Мы полетим первым классом!

      – Прекрасно… прекрасно. Ага, ты права, детка. – Лепски переступил с ноги на ногу. – А что на ужин?

      Кэрролл села, ее взгляд предвещал грозу.

      – Я не знаю! Мне плевать! Если ты спросишь еще раз, я с тобой разведусь!

      – Не знаешь, значит? Ладно, давай выпьем. – Лепски подошел к бару. Он открыл дверцы, а потом обернулся. – А где моя «Катти Сарк»?

      – Может, сядешь и послушаешь, как мне удалось все устроить? – спросила Кэрролл, и ее тон вдруг сделался извиняющимся.

      – Где моя «Катти Сарк»? – прорычал Лепски.

      – Ты в состоянии думать о чем-нибудь, кроме еды и питья? Ради бога, присядь и дай рассказать, как мне удалось все устроить.

      Лепски сверлил жену обвиняющим взглядом.

      – Ты ходила к этой старой пьянчужке Мехитабель Бессинджер, и ты отдала старой лгунье мою «Катти Сарк».

      К его изумлению, Кэрролл выглядела сконфуженной.

      – Слушай, Том… Прости за твой скотч. Не стоило мне ее навещать. Я пришла к выводу, что ты прав. Она действительно слишком много пьет.

      Лепски вытаращился на нее, разинув рот.

      Уже много лет Кэрролл доверяла словам этой ясновидящей, крупной чернокожей старухи, которая предсказывала