Сотворение Святого. Тогда и теперь. Уильям Сомерсет Моэм

вы такой галантный!

      Какое-то время мы молчали, не сводя друг с друга глаз. И вновь она глубоко вздохнула.

      – С чего такая грусть? – спросил я.

      – Мессир Филиппо, – ответила она, – я несчастная женщина. – И она ударила себя в грудь.

      – Вы же такая красивая, – попытался подбодрить ее я.

      – Ах нет, нет! Я несчастна.

      Я посмотрел на мужа, который мрачно слонялся по комнате, напоминая отставного солдата, мучающегося подагрой, и подумал, что одного общества такого человека достаточно, чтобы почувствовать себя несчастной.

      – Вы правы. – Она проследила за моим взглядом. – Все дело в моем муже. Он напрочь лишен сочувствия.

      Я тут же ей посочувствовал.

      – Он так ревнует меня, хотя, как вам известно, в Форли я идеал добродетели.

      Никогда не слышал, чтобы так характеризовали таких, как она, но, разумеется, подыграл ей:

      – Одного взгляда на вас достаточно, чтобы успокоить самого буйного из мужей.

      – Ох, уверяю вас, у меня так часто возникает искушение, – быстро ответила она.

      – Могу в это поверить.

      – Но я абсолютно ему верна, будто я старая и уродливая. Тем не менее он все равно ревнует.

      – В этой жизни каждому из нас приходится нести свой крест, – вздохнул я.

      – Бог свидетель, я несу свой. Но у меня есть отдушина. Я, собственно, в этом не сомневался и ответил:

      – Правда?

      – Я изливаю душу в сонеты.

      – Второй Петрарка!

      – Мои друзья считают, что некоторые из них достойны этого великого имени.

      – Я без труда могу в это поверить.

      Затем, как усталый часовой, я сдал пост. Думал о своей сладкой Джулии, о ее красоте и обаянии, перед которыми окружавшая меня бренность бытия отступала на второй план. Я ушел, потому что жаждал уединения, чтобы предаться грезам о моей любимой.

      Наконец время пришло, долгий день покинул Форли, и ночь, подруга влюбленных, открыла для меня дорогу к Джулии.

      Глава 11

      Я купался в счастье. Жизнь продолжалась. В Форли постоянно что-то происходило. Враждующие стороны проводили встречи и обсуждали ситуацию, по-прежнему взрывоопасную, но я воспринимал все это с полнейшим безразличием. «Какое значение имеют все эти мелочи жизни? – говорил я себе. – Во все века люди работали, боролись, строили планы, плели сети заговоров, зарабатывали деньги, теряли их, стремились занять место под солнцем. У них возникали честолюбивые замыслы, их не оставляла надежда, но все это не шло ни в какое сравнение с любовью». Я попал в бурлящий политический котел Форли. Оказался за занавесом и видел все хитросплетения отношений, намерения и мотивы ведущих актеров, но сам активного участия в действе не принимал. Будущее Форли, введение налогов или их отмена, смерть А по приказу Б или смерть Б по приказу А превратились для меня в нечто несущественное. Я воспринимал всех этих людей как выступающих на сцене марионеток, а потому не мог относиться к ним серьезно. Джулия! Теперь вся моя жизнь вращалась вокруг нее. Все остальное не имело для меня ровно никакого значения. Когда