Зима отчаяния. Нелли Шульман

выплачивали ассигнациями. Большая их часть уходила на выплаты по векселям покойного отца.

      – Я хотя бы починю трубу в ванной, – Сабуров взялся за лупу, – вы правы, Иван Дмитриевич, это писал не Призрак, – летящий почерк Завалишина нисколько не напоминал и почерк ее сиятельства княжны.

      Услышав о Софии Аркадьевне, Путилин закашлялся чаем.

      – Она здесь не при чем, – хмыкнул начальник, – думаю, что Призрак посетил Завалишина ради получения инструкций, а потом коллежского асессора охватил страх перед разоблачением, – полиция выломала замок из парадной двери апартаментов.

      – Наши ребята постарались, – Путилин по- хозяйски прошел в гостиную, – смотри, где он висел…

      Сабуров смотрел в другом направлении. Его беспокоил бесстрастный лик Будды, возвышающегося на китайском лакированном шкафу. Сделав шаг назад,Максим Михайлович взглянул в глазок.

      – Идол стоял в другом углу, – понял Сабуров, – шкаф передвинули, – вернувшись в переднюю, он проверил свои подозрения. Просунув руку в щель между шкафом и стеной, Максим Михайлович подергал ручку двери, ведущей на черную лестницу.

      В свой визит к Завалишину Сабуров не обратил внимания на расположение дверей.

      – Надопроверить, открывали ли замок, – напомнил он себе, – шкаф могли переставить не просто так, а с целью что- то спрятать. Хотя его мог передвинуть и Завалишин, но только зачем?

      Опустив глаза, Сабуров замер. Легко наклонившись, подобрав что- то с пола, он откликнулся:

      – Иду, Иван Дмитриевич.

      Завернув находку в носовой платок, Сабуров спокойно проследовал в гостиную.

      Разбитую люстру вынесли из комнаты, но осколки хрусталя, рассыпавшиеся по персидскому ковру покойного Завалишина, ещенеприятно хрустели под ногами. Бесцеремонные сапоги полицейских затоптали лазурь и кармин райских птиц. Диковинные цветы потускнели. Под свисающим с потолка бархатным шнуром валялся перевернутый стул, на котором сидел Сабуров, навещая Адриана Николаевича.

      – Шнур он отрезал от гардины, – Максим Михайлович очнулся от голоса начальника, – а нож нашелся на его столе.

      Сабуров нарочито аккуратно обошел поваленный стул. К аромату восточных курений в комнате примешался запашок нечистот. Следователь видел много удавленников. Ему не хотелось думать о трупе Завалишина.

      – Но придется, – Сабуров скрыл вздох, – не только думать, но и смотреть на тело.

      Его беспокоил передвинутый шкаф и находка, обнаруженная в передней. Максим Михайлович решил пока ничего не говорить Путилину. Нож оказался туземным, с кривым смертельным лезвием и разукрашенной каким- то знаками костяной рукоятью.

      Максим Михайлович натянулпотрепанные замшеввые перчатки.

      – Он полагает печать на руку каждого человека, чтобы все люди знали дело Его, – пробормотал следователь, – хотя вы не верите в мою теорию.

      Книга Иова была единственной частью Библии, которую Сабуров знал почти наизусть. Лежа в