Гадкий гусенок. Татьяна Александровна Яшина

в огромную гостиную. Столько позолоты я видела только в Нотр-Даме! Среди этого великолепия я не сразу заметила маленькую женщину в черном, что спешила навстречу с доброй улыбкой на нездоровом одутловатом лице.

      – Вот и вы, дорогая Николь! Я всегда хотела дочку! – после этих слов камень скатился с моей души.

      Глава 5. Граф Шале

      В первый же день ее светлость усадила меня с собой обедать, тем самым определив в домашней иерархии на ступеньку с надписью «Из господ». Так что мои опасения, что прислуга будет меня третировать, к счастью, не оправдались. Но и разговаривать, кроме графини, мне было не с кем – слуги держались вежливо, но отчужденно.

      Два сына мадам Шале вместе с женами и детьми обитали в родовой вотчине Перигор, так что в доме было пустынно. Графиня жила одна, не считая слуг – мажордома, экономки, горничных, лакеев, кучера, кухарки и судомоек. И меня.

      Я скучала по мсье Паскалю, тете и даже Серпентине. Книг в доме было немного и все больше религиозные: постановления Тридентского собора, сборники Папских булл да невесть как попавшая сюда «Похвала глупости» Эразма Роттердамского. Почетное место занимал толстый том, переплетенный в позолоченную кордовскую кожу – мемуары маршала Блеза Монлюка, который приходился отцом хозяйке дома. Графиня очень гордилась этим фактом, хотя вряд ли прочла хоть строчку из его воспоминаний. Военное дело меня интересовало мало, но со скуки я прочла и мемуары.

      Графиня, несмотря на траур, часто выезжала, так что не особо нагружала меня службой. Обычно я читала выбранные ею письма, писала под диктовку ответ. Вскоре светские формулировки вроде «остаюсь вашей преданнейшей и покорнейшей слугой» я вытвердила наизусть, и графиня поручила мне самой отвечать на большую часть своей корреспонденции.

      После обеда я читала ей вслух, за месяц мы осилили половину «Амадиса Галльского».

      Но не любовные приключения Амадиса занимали меня в последнее время – я размышляла о словах дяди Адриана.

      Я так хотела вернуться на родину! Вновь увидеть океан, услышать крики чаек… Наверное, дядя Адриан приютил бы меня, не будь я католичкой. Но снова сменить веру – это ересь. Так и до костра недалеко.

      Вот если бы Ла-Рошель стала суверенной протестантской республикой… Тогда законы Франции не имели бы надо мной власти. До недавнего времени надеяться на это было глупо. Но сейчас многое менялось.

      Перемены связывали с именем герцога Рогана.

      Королевский флот в битве на Блаве потерпел сокрушительное поражение: Роган захватил восьмидесятипушечный фрегат «Дева Мария» водоизмещением в пятьсот тонн, не считая еще шести судов поменьше. Что может быть более жалким, чем король, разбитый собственными подданными? Независимость Ла-Рошели из мечты становилась реальностью.

      Роганы никогда не предавали свою веру – в отличие от Генриха Наваррского и множества вельмож, последовавших его примеру, когда он стал королем.

      Герб Роганов – девять сквозных золотых веретен на червленом поле,