Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]. Анджей Сапковский

как именно из-за вас возникли все неприятности. И помощи от вас столько же, сколько от козла молока.

      – Это, – выпрямился Рейневан, – легко можно исправить.

      – То есть?

      – Вы хотите знать, по которой дороге поехали те, кто ограбил сборщика? Я вам укажу.

      Если удивление раубриттеров было велико, то для состояния Шарлея и Самсона трудно было подыскать соответствующее определение, даже слово «остолбенели» казалось слабым. Искорка интереса сверкнула лишь в глазах Гуона фон Сагара. Альбинос, на всех, кроме Самсона, смотревший так, словно они были прозрачными, теперь начал внимательно прощупывать глазами Рейневана.

      – Дорогу сюда, на Порубку, – процедил сквозь зубы Буко фон Кроссиг, – ты указал нам под угрозой виселицы, Хагенау. А теперь поможешь по собственному желанию? С чего бы так?

      – Мое дело.

      «Тибальд Раабе. Некрасивая дочь Штетенкорна. С перерезанными горлами. На дне, в тине. Черные от раков, обгладывающих их. От пиявок. Извивающихся угрей. И бог знает, от чего еще».

      – Мое дело, – повторил он.

      Долго искать не пришлось. Juncus, сит, рос по краям влажного луга целыми купами. Рейневан добавил обвешенную сухими стручками ветку редечника. Трижды перевязал колосящимся стеблем осоки.

      Jedna, dwie, trzy

      Segge, Binse, Hederich

      Binde zu samene…

      – Очень хорошо, – проговорил, улыбнувшись, беловолосый маг. – Браво, юноша. Но немного жаль времени, а мне хотелось бы поскорее вернуться домой. Разреши, без обиды, чуточку тебе подсобить. Совсем немного. На грошик. Чтобы, как говорится, силой силе помочь.

      Он взмахнул посохом, быстро начертил им в воздухе круг.

      – Yassar! – проговорил гортанно. – Quidr al-rah!

      От мощи заклинания дрогнул воздух, а одна из выходящих от Счиборовой Порубки дорог сделалась светлее, приятнее, приглашающее. Это произошло гораздо быстрее, чем при использовании одного только навенза. Почти немедленно, а излучаемое дорогой мерцание было гораздо сильнее.

      – Туда, – указал Рейневан уставившимся на него раскрыв рты раубриттерам. – Вот эта дорога.

      – Путь на Каменец, – первым пришел в себя Ноткер Вейрах. – Очень хорошо. Нам повезло. И вам тоже, господин фон Сагар. Потому что это то же самое направление, что и к дому, куда вам так не терпится попасть. По коням, comitiva!

      – Есть, – доложил высланный на разведку Губертик, сдерживая пляшущего коня. – Есть, господин Буко. Едут цугом, медленно, по тракту в сторону Бардо. При них человек двадцать тяжеловооруженных.

      – Двадцать, – повторил немного задумчиво Вольдан из Осин. – Хм-м.

      – А ты чего ожидал? – глянул на него Вейрах. – Кто, ты думал, вырезал и потопил сборщика с сопровождающими, не говоря уж о францисканцах и паломниках? Мальчик-с-пальчик?

      – Деньги? – тут же спросил Буко.

      – Есть колебка[364]. – Губертик почесал за ухом. – Сокровищничка. Этакая с дверцей.

      – Повезло. Там они везут деньги. Двигаем за ними.

      – А точно ли, – заметил Шарлей, – это они?

      – Ты, господин Шарлей, – Буко окинул его взглядом, – уж как скажешь,

364

Колебками назывались на старопольском повозки, в основном в виде четырехгранных «ящиков», установленных на колесах или на полозьях (зимой). Колебки богачей могли, вероятно, иметь форму домиков, обитых внутри ковром и снабженных подушками для мягкости.