Нич Ниднибай. Леонид Фраймович

страданияне напрасны:

      Ранят мерзость равнодушья

      Ядра горечи прекрасной.

      Мама, мама, мы не плачем…

      Это капельки дождя…

      Что тебе не больно – знаем…

      Только пусто без тебя…

      Ты для нас и Ум, и Честь,

      И страдания не напрасны,

      Если «сытым» стало ясно,

      Что «голодный» тоже есть.

      Покойник

      Работа тяжкая души окончена.

      Лежит уже не человек – предмет.

      Душа в отгулах, и онибессрочные (?)…

      Но что это: вопрос или ответ?..

* * *

      «Жизнь прожить – не поле перейти»,

      А по мне – пройти через дурдом.

      «…Грезит конопляник… над… прудом» —

      Обо всех, что Смерть взяласьспасти.

      Случайность или что-то большее? Поменяли две двухкомнатные квартиры на первом и девятом этажах на однокомнатную на третьем этаже (для папы) и трёхкомнатную на втором (для нас). Да ещё в одном доме. Если случайность, то очень маловероятная.

      Загадка (?йачулС)

      Я видел Его: Он прекрасен.

      Жесток – и сама доброта.

      Коварен, правдив и ужасен,

      Могуществен… но не всегда,

      Ведь слаб, словно малый котёнок.

      Так любит, что можетубить.

      Он вечен, везде Он. Отец и Ребёнок,

      И Дух… но и может не быть.

      Мишуткино состояние не улучшается. Я теряю надежду.

      Душа болит и подавлена.

      Конечно, виноват я. Увидев большой автобус, папа слишком резко повернул вправо руль. На дерево. Ая, взявшийся подстраховывать ещё неуверенно ездившего папу, вместо того, чтобы потянуть ручник, начал выворачивать руль влево, из папиных, судорожно вцепившихся в него, рук. Не успел вывернуть. Прямо в дерево и въехали…

      И монстр тут как тут: вместо того, чтобы ругать себя, я начал ругать папу. На папу жалко было смотреть…

      О монстр мой – враг мой!

      Я, папа и сестра сидели рядом с Мишуткой. Женя в разговоре сказала:

      – Ты думаешь, что тебе хуже всех.

      Я вспылил, и мы поругались. Краем глаза я видел, как папа изменился в лице. Он не ожидал этого. Мы с сестрой никогда до сих пор не ругались. Ему было больно.

      …Прошло время, и только теперь я в состоянии рассказатьэто…

      Мишушка не дышал… Я дотронулся до него, и он задышал…

      Срочно поехал за кислородной подушкой…

      Когда я вернулся… моего мальчика уже не было… Его тельце стало совершенно холодным…

      1 апреля 1982 года Мишутка умер…

      Не понарошку – всерьёз…

      На часах было 16:00.

      Опять мы сидели вдвоём и плакали: я и папа…

      Когда я нёс Малыша в гробик, окружающее было почти неощутимым, и только руки мои пронзительно чувствовали не живую теплоту моего сыночка, а холод маленькой легкой досочки…

      И разбил он сердце моё, и умудрил его.

* * *

      Но страдания не напрасны:

      Ранят мерзость равнодушья

      Ядра горечи прекрасной.

      Что