Эрелинги. Дарья Панфилова

на Эртера и Вользуана. Следом за ними вошел оруженосец Ноариона.

      – Ваша светлость, – со вздохом произнес он, – я им говорил, что здесь нет никакой женщины, но они и слушать не захотели. Что-то про свою сестру кричали. Перепились, видимо, и решили, что она у вас.

      Братья переглянулись, забормотали и попятились к выходу, подталкиваемые стражей. Когда за ними закрылась дверь, Лертэно сел и растерянно посмотрел на графа.

      – Я осмелился дать распоряжение, чтобы их не зарезали и дали к вам пройти… Вы жалеете, что эта девушка ушла? – голос графа звучал, как всегда, мягко и вкрадчиво. – Пустое! Вам найдут невесту получше, ту, которая сможет увеличить ваше состояние. А если вы сейчас хотите женщину, вам приведут любую, на которой не нужно будет впоследствии жениться… Но… Неужели вас так волнует их любовь? Я бы на вашем месте не доверял женщинам, Лертэно. Они лживые, грязные, коварные и продажные существа. Они могут вас погубить, обольщая своими прелестями, обещая ласки, любовь, верность. Но у них нет души, поэтому эти твари выпьют вашу, оставив лишь страдание и горечь несбывшихся надежд.

      Юному Эртеру приходилось водиться только с проститутками, следующими за наемниками. Остальное общение со слабым полом сводилось к насилию над женщинами окрестных сел и городов. Те пахли резким потом, визжали, сопротивлялись или покорно отдавались, глотая слезы. Все они были некрасивыми, даже уродливыми от страха и ненависти. Поэтому слова Ноариона неожиданно подтверждали его неверные догадки о женской природе.

      Вользуан, будто что-то увидев в глазах юноши, нежно дотронулся до его щеки, потом до губ. Лертэно попробовал отстраниться, но граф не дал, схватив за плечи.

      – Я знаю, ты не хочешь меня. Но возьми мою дружбу, мою преданность. Никто и никогда не будет любить тебя, как я. Ни одна женщина не даст того, что я могу дать.

      Ноарион прижался губами к его волосам и зашептал:

      – С того первого мгновенья, с одного случайного взгляда я понял, что никогда не отпущу тебя.

      Наутро герцог проснулся с лучами солнца под мерные удары колокола, возвещавшего о начале нового дня. Комната подернулась золотисто-розовой дымкой. Лертэно закутался в покрывало и вышел на балкон. Постель, стыдливо укрытая балдахином, еще хранила тепло двух тел. Заря золотила крыши домов, где-то небо было еще окрашено лиловым, но лазурь с настойчивой нежностью заливала небосклон. Утренний ветерок обласкал лицо юноши. Тяжелое пурпурное одеяло соскользнуло вниз, он распахнул руки навстречу солнцу и полной грудью вдохнул запах пробуждающегося города.

* * *

      Ноарион Вользуанский покидал Тельсфор. Кто-то умер из его многочисленных родственников, кто-то очень старый и настолько уважаемый, что графа срочно вызвали на похороны. По большому счету плевать было ему на этого почтенного старца, большую часть родни он и в лицо-то не помнил, но его отказ, какой бы веской ни была причина, выглядел бы бесчестным и недостойным. Потому приходилось уезжать из Гверна, где он провел без