Бегемот. Владимир Юрьевич Дяченко

Сергей Петрович, уже не отрываясь, глядя на Любу. – Ты же тут, живая…

      – Нет, нет, я умерла. Я на самом деле умерла. А это уже не я. Это совсем другой человек. Это другая Любовь Довостребования. Разве вы не видите? А та, что была, та умерла. Она умерла, потому что не верила, что вы сможете полюбить её, а я знаю, что вы можете полюбить меня. Вот увидите, Сергей Петрович, я ещё заслужу вашу любовь!

      Теперь Люба каждый день приходила в мастерскую к Сергею Петровичу, говорила ему о своей любви и даже приглашала его к себе домой. По её словам, выходило, что отец её всегда был в командировке, а мать всегда работала в ночную смену в больнице.

      – Вы не бойтесь, – говорила Люба, – мама всё знает, она понимает меня. Моя мама говорит, что если любишь человека, то нужно делать для него много хорошего. Хотите, Сергей Петрович, я вам рубашку постираю или носки заштопаю? А хотите, я вам борщ сварю?

      Сергей Петрович отмалчивался, каждый раз надеясь, что разговор без его ответов закончится быстрее, но каждый раз оказывалось, что о своей любви к нему Люба могла говорить и без его ответов.

      Люба приносила в мастерскую пирожки собственного приготовления. Сергей Петрович съедал их прямо у Любы на глазах, чтобы только поскорее от неё отделаться. А однажды Люба после уроков даже притащила в сумке в мастерскую целый обед: стеклянную банку с борщом, алюминиевую кастрюлю с картофельным пюре и котлетами.

      – Сергей Петрович, я ведь знаю, что мужчины любят за обедом пить водку… – сказала Люба и поставила на верстак запотевшую бутылку.

      Увидев водку, Сергей Петрович не выдержал: он раскричался и вытолкал Любу из мастерской вместе с её обедом и водкой, но потом успокоился, зазвал назад в мастерскую рыдавшую в школьном дворе на морозе Любу, и взял с неё слово, что «она отныне, когда будет встречать его в школе, не будет больше так по-идиотски улыбаться ему», а потом, даже как-то неожиданно для самого себя, покорно всё съел – и простывшие на морозе борщ, и пюре, и котлеты, и даже выпил водки, стараясь не поднимать своих глаз на Любу, чтобы не наткнуться на её ласковые заплаканные глаза.

      Люба так долго, может быть, даже целую неделю, не приглашала его к себе домой, что Сергей Петрович решил, что большее зло – её дом – уже миновало его, а с меньшим и довольно-таки приятным злом – ежедневными Любочкиными обедами – можно и примириться. Главное, чтобы об этих обедах никто в школе не узнал.

      Надо сказать, что сама Люба после своего чудесного воскресения переменилась: теперь она всегда находилась в каком-то особенно весёлом и даже счастливом состоянии духа, радостно и с удовольствием общалась с одноклассниками и, хотя она всё ещё оставалась толстой девочкой, даже очень толстой, теперь ей часто говорили: «А ты, Люба, похудела»; а тот, кто давно её не видел, иногда даже и не узнавал.

      В тот день, когда жизнь Сергея Петровича переменилась и переменилась совершенно неожиданным образом, Любочка застала Сергея Петровича в мастерской, как раз тогда, когда он осторожно выглядывал в окно, гадая, ушла Люба домой или караулит его возле школы.

      – Сергей