Спасение Романовых. Алексей Колмогоров

раз переспросишь, сука, я тебя отправлю в карцер на неделю.

      – Да хоть убейте! Какой ритуал? Я не понимаю, что вы имеете в виду, гражданин следователь!

      Бокий встал, подошел к столу и сказал, вглядываясь в лицо подследственного:

      – Ритуал принесения в жертву царя и семьи.

      Медведкин хлопал глазами.

      – Не знаю я ничего, гражданин комиссар госбезопасности третьего ранга. Ну, если только вы имеете в виду, жертву во имя революции?

      – Может, и во имя революции, а может – на погибель? Кто придумал принести царя в жертву? – Бокий упирал в лицо Медведкина неподвижный взгляд.

      А тот съеживался, сплющивался, исчезал.

      – Не понимаю, о чем вы, гражданин комиссар госбезопасности третьего ранга. Какая жертва? Совсем не понимаю!

      Мгновение Бокий смотрел на Медведкина сверху вниз, а Кривошеин на Бокия – снизу вверх, нахохлившись над своим протоколом. Бокий равнодушно отвернулся, потеряв интерес к подследственному, и снова сел в угол с отсутствующим видом.

      Допрос продолжался, крутился на одном месте, как старая шарманка с одним и тем же запиленным мотивчиком, сбивавшимся только оплеухами, которые Кривошеин регулярно отвешивал Медведкину.

      Кто это? Откуда он взялся? – уже год Бокий спрашивал себя, вглядываясь в простецкое лицо Кривошеина. Конечно, его тщательно проверили. Все, что он написал в автобиографии, и все, что было о нем известно из любых источников – все подтвердилось. Бокий чувствовал, что Кривошеин не так прост, как хочет казаться, но в чем подвох – не мог понять.

      Когда этот невзрачный капитан явился на прием, просто записавшись у секретаря, и заявил, что знает, как найти в Тибете легендарную Шамбалу, Бокий подумал – провокация. Вольность двадцатых давно миновала, настали другие времена, и прорывы в неизведанное, в потустороннее наверху уже не приветствовались, мягко говоря. Наверняка кто-то из недругов решился-таки копнуть под комиссара госбезопасности. Но что-то в облике и повадках Кривошеина никак не соотносилось с ролью провокатора. Держался он уверенно, будто и мысли не допускал, что его идеи могут быть опасны для него самого.

      Бокий тут же предложил капитану проехать с ним на конспиративную квартиру, и там продолжить разговор. Кривошеин согласился, снова проявив полное и совершенное спокойствие.

      На квартире Бокий приставил ствол нагана ко лбу Кривошеина и спросил, кто его заслал и с какой целью. Кривошеин, казалось, удивился такому повороту, но не испугался, а сказал внятно и раздельно какие-то слова. Это было по-тибетски. Бокий знал несколько слов еще со времен подготовки экспедиции в Шамбалу двенадцать лет назад. И это были не просто слова – ритуальные термины: им научил чекистов один настоящий лама из Тибета. Для провокации это было слишком уж сложно. Так глубоко теперь не копали.

      Капитан Кривошеин утверждал, что в прошлой жизни был у ворот Шамбалы, и ему известно, где вход в иной мир. Его посещают видения прошлой жизни и другого мира. Не то чтобы Бокий поверил сразу и безоговорочно, но чутье подсказывало