«Нелюбимый» день недели. Екатерина Дубровина

удручать себя сложностями? И как он представляет наши дни? Что мы будем делать? Мило беседовать за столом, обсуждая прошедшую неделю? Вспоминать, как весело проводили время? Играть в шарады или настолки? А может вместе готовить ужин и задорно смеяться, когда мука вместо теста будет попадать в волосы?

      Ха. Если он думает, что я так легко смирюсь с внезапным проявлением отеческой заботы, то придется его разочаровать и показать свое истинное лицо. И он еще пожалеет, что не вырвал меня из сердца вместе с мамой.

      В наше первое воскресенье я ждала его во дворе. В собранной сумке за спиной лежал перочинный ножик, спички и какой-то порножурнал, который я одолжила у Сереги, моего парня. Замызганные страницы было страшно трогать, поэтому я предусмотрительно спрятала журнал в пакет. Но перед Марком, так звали мой усовершенствованный аналог, только с сарделькой между ног, я разложу все. И научу, как этим пользоваться. Старшая сестра – это же такая ответственная, важная миссия: донести до подрастающего поколения мудрость веков, о которой даже взрослые стесняются рассказать. Правда, подготовиться тщательнее у меня не было времени. Мама, предчувствуя мои порывы, постоянно маячила где-то рядом. Однако, я была бы не я, если бы смирилась.

      Ожидая отца на улице, я не справлялась с дрожью, но как только рендж показался из-за угла, я, пряча злорадную улыбку, зажала ладони коленями и осталась сидеть на лавке, еле сдерживая себя. Думаю, бросься я к машине, это выдало бы переполнявшую меня радость. И прибавило бы вопросов. Поэтому я дождалась, когда отец выйдет, подойдет и поздоровается.

      Интересно, а ему одного воскресения хватит, чтобы сдаться?

      Всю дорогу до его нового дома я молчала. Он пытался разговорить меня, рассказывал о Наташе и Марке, какие они чудесные, как он их любит, и как их должна полюбить я. Забавно, я считала его умный мужиком, решившим убраться, чтобы не лгать никому, а он оказался настолько туп, полагая, что его слова меня заденут. Он правда ждал, что я растаю и раскрою душу. Знал бы он, как с каждым произнесенным словом, ненависть в моем сердце только крепла. Всякий звук, вылетающий из его рта, мне был противен. Даже дыхание… И все же в душе я ликовала, успокаивая себя тем, что для отца подготовлен целый список едких фраз и отдельный котел в моем аду. Однако в машине выдавать себя не стоило, вдруг еще развернется и домой отвезет. Нет. Мне хотелось увидеть, как он жил без нас.

      Иллюзий о том, что он сильно страдает, я не строила. Уже не строила. Раньше – да, действительно думала, что ему плохо, он оборванный и грязный спит на улице, прикрываясь обрывками газет, и в забытьи шепчет наши имена. Но я выросла.

      Когда он ушел, мы остались один на один со всем миром. Квартиру, в которой мы когда-то счастливо жили, он продал, поделил вырученную сумму и отдал маме половину. На эти деньги мы смогли купить обшарпанную двушку на краю города в требующем скорее сноса, чем ремонта доме. Но мы не жаловались. Это было наше место, наше убежище, где нет лжи и предательства. Точнее, мама так думала. А я старалась ее не расстраивать, пряча сигареты за шифоньер и