Мессалина. Рафаэлло Джованьоли

Сутория Макрона, два года назад ставшая любовницей Калигулы.

      Энния задержалась, увидев слугу, который нес императору халцедоновый кубок на золотом подносе. Калигула отпил из кубка и, возвратив его слуге, вздохнул с облегчением:

      – Вот так-то лучше!

      Слуга поклонился и вышел. Тогда Энния на цыпочках подкралась к спинке софы, на которой лежал новый властелин Рима, и, наклонившись, приложилась губами к его лбу.

      – Ах! Это ты, Невия? – воскликнул Калигула. Он повернулся, обхватил женщину за талию и усадил радом с собой.

      – Я, любимый! – нежно ответила она, поглаживая его по щеке. – И я уже готова к обеду, потому что знаю, как ты проголодался.

      – Ты так заботлива, – сказал Калигула, целуя ее, – и так красива.

      – Как бы я хотела всегда казаться тебе такою! – воскликнула Энния и, неожиданно погрустнев, добавила: – Увы! Теперь, когда ты стал императором, у меня появилось много соперниц. Думаю, они уже начали осаждать тебя.

      – Ну, Энния, не мучай меня своей ревностью.

      – Ты молод и легкомыслен, – продолжала женщина, не дав прервать себя. – А сегодня ты стал всесилен, как никто в мире!

      – Что ж! – помрачнев, медленно произнес Калигула. – Да, я всесилен, как Зевс! И даже больше! Потому что я здесь, на земле, а он так далеко!

      Энния Невия помолчала, а потом прошептала сквозь слезы, которых, казалось, не замечала:

      – О да! А как ты говорил там, на Капри! О нашей любви.

      – Но я и сейчас тебя люблю! Только не плачь, не мучай меня, – промолвил Калигула, черты лица которого постепенно разгладились, а голос зазвучал мягче.

      – О Гай! – всхлипнула Энния, – ты знаешь, как я тебя люблю. Я это говорю не потому, что ты стал так велик: мне страшно потерять твою прежнюю любовь. Как я хочу, чтобы Тиберий был еще жив, а ты оставался бы тем же бедным сыном Германика: покинутым и забытым всеми, но моим… только моим!

      – Опять за свое! – воскликнул император, снова выходя из себя, – кто же тебя лишает моей любви?

      – Да все, все! Мало ли в Риме дерзких и богатых женщин – от Домиции Лепиды до ее дочери Валерии Мессалины, от Поппеи Сабины до Лоллии Паулины, от Элии Петины до Юнии Кальвины, наконец от грязной Пираллиды до гадкой Летиции[42], – которые только и думают, как бы тебе приглянуться! У них одно на уме – занять мое место в твоем сердце!

      – А кто из них сможет приказать моему сердцу? – спросил Калигула таким мрачным тоном, какой Невии был еще не известен.

      Она хотела что-то сказать, но вдруг осеклась и повернулась к Калигуле, который хмуро смотрел на нее.

      – Кто прикажет мне, императору?!

      – Тот, – глубоко вздохнув, чуть слышно произнесла она, – кто завладеет твоими чувствами.

      – Власть чувств недолговечна! – пожав плечами, безапелляционно заявил сын Германика.

      – О горе мне, несчастной! – внезапно воскликнула женщина, вновь разрыдавшись и закрыв лицо руками, – я так и знала! Я сразу все поняла!

      В эту минуту в дверном проеме появился стройный голубоглазый

42

Домиция Лепида – тетка Нерона, мать Мессалины, казненная в 54 г. Поппея Сабина – вторая жена Нерона (до этого дважды была замужем), убитая им, но посмертно обожествленная. Лоллия Паулина – внучка Марка Лоллия, третья жена Калигулы; при Клавдии была убита из-за происков Агриппины. Элия Петина – вторая жена Клавдия. Юния Кальвина – праправнучка Августа, была замужем за суффектом Вителлием, развелась с ним и вела свободный образ жизни, обвинялась в кровосмесительной связи со своим братом Силаном. Пираллида и Летиция – римские гетеры.